Но он все-таки появился, когда до закрытия оставались считанные минуты. Возник у нее за спиной, как и в первый раз.

– Привет, Иришка.

И снова у нее на глаза навернулись слезы. Так называл ее отец, а после его смерти она ни разу не слышала этого слова. Вернее, слышала, но адресовано оно было не ей.

– Здрасьте, – невнято ответила она, смаргивая слезы. – Опять провожать пришел?

– Опять, – с готовностью подтвердил Олег. – Не прогонишь?

Она не ответила, старательно отскребая грязь со дна большой сковороды, на которой подавали рыбу, приготовленную как-то по-особому. Спиной она чувствовала, что Олег молча разглядывает ее.

– Шел бы ты отсюда. Чего смотришь?

– Я тебе мешаю?

– Да нет, смотри, если нравится. Ничего интересного.

– Интересно. Я когда маленьким был, часами стоял и на мать смотрел. Точь-в-точь как сейчас.

– А мать кто была? – вяло поинтересовалась Ира. – Артистка?

– Какая артистка! – рассмеялся Олег. – Посудомойка. Мы в поселке жили, а рядом – санаторий. Правительственный. Мать там работала на кухне. В то время посудомоечных машин и в помине не было, все вручную мыли. Она брала меня с собой на работу, и я смотрел, как она грязные тарелки, кастрюли, баки надраивает.

– Так ты лимита, что ли?

– Ну, вроде того.

– Разбогател, значит, на московских харчах, ужинать в ресторан ходишь. Небось рэкетир?

– Небось, – весело подтвердил Олег.

– Тогда вали отсюда, – неожиданно грубо сказала Ира. – У меня с рэкетом общих дел нету. Не хватало мне еще вляпаться.

– Да не бойся ты, я пошутил. У меня нормальная работа, охранная. Никакого криминала.

Она закончила возиться с посудой и пошла за тряпками и ведром. Олег, как и в прошлый раз, уселся в кресло перед гардеробом и принялся трепаться с дядей Колей. Почему-то мысль о том, что он ее ждет, была Ире приятна, хотя она совершенно не понимала, зачем он это делает. Она уже домывала унитаз в туалете, когда к ней подошла официантка. Странно, Ира была уверена, что все, кроме дяди Коли, уже ушли.

– Ты что будешь, шашлык или котлеты по-киевски?

– Давай чего не жалко, – откликнулась Ира, не разгибаясь.

– Да мне все равно, – как-то странно усмехнулась официантка. – Что скажешь, то и подам.

– Чего?

Ира выпрямилась и недоуменно уставилась на нее. Как это «подам»? Она издевается, что ли?

– Чего ты несешь?

Официантка с любопытством посмотрела на Иру.

– Так ты что, не знаешь? Кавалер твой ужин на двоих заказал. И мне отдельно приплатил, чтобы я вас обслужила. Щедрый он у тебя.

– Да иди ты! – Ира снова склонилась над унитазом. – Шутки у тебя…

– Какие шутки, ты что! Вот как бог свят. Давай домывай в темпе, повара-то все ушли, если блюдо остынет, я ничего сделать не смогу, они плиту выключили.

Ира ничего не ответила. Она всегда терялась, когда ее разыгрывали, не знала, как правильно реагировать, чтобы не оказаться в смешном положении. С чувством юмора у нее было плоховато, да и какой уж тут юмор при такой-то жизни.

– Ладно, я подам и то, и другое, сама решишь. Что не съешь – забирай домой, он все оплатил заранее. Только, Ир… Ты это… В общем, я все накрыла там, приборы поставила, холодные закуски, спиртное. Вы с закусками побыстрее заканчивайте, ладно? Тогда я быстренько горячее подам и домой побегу, а вы уж сидите сколько хотите. Посуду только помой потом, а то до утра засохнет. Дядя Коля тебе ключи оставит, запрешь тут все, а утречком ему занесешь. Договорились?

Ира домыла унитаз и повернулась к официантке, собираясь сказать ей что-нибудь грубое и резкое в ответ на затянувшуюся шутку. Но внезапно поняла, что это не розыгрыш.