– В чём угодно, – ответил Генри. А на русском говорит более чем отлично. Если у его друга забавный акцент ещё проскальзывал, то у него полностью отсутствовал. Словно только на нём и болтал с рождения. – Смекалку, реакцию, знания. Всегда по-разному.

– Весело, – пожала плечами Фокс. – Так, наверное, даже лучше. Не надо накручивать себя, – она мельком глянула на огромный стенд в противоположной стороне холла с живыми перебегающими буквами, складывающимися в расписание занятий. – Нам пора. Опоздаем на алхимию, Фаворская с нас три шкуры сдерёт.

На урок они не опоздали, даже пришли на несколько минут раньше.

– Ну теперь-то убедилась? Этот англичанин съел тебя глазами, только кости и оставил, – заметила Стешка, которую всё же задело подобное невнимание. Не очень сильно, но пару часиков подуться на подругу (хоть та была и не виновата) будет полезно.

– Да всё равно, – отмахнулась та, более чем громко бросая на парту, обветшавшую от времени книгу со стершейся бахромой по углам. Книга эта, как и большинство других, являлась частной собственностью школы, так что можно было только догадываться через сколько рук она успела пройти и сколько светлых умов пытались её постичь.

– Всё равно ей, – фыркнула Стешка, но дальше продолжить не успела. Высокая фигура в классическом костюме, с высоким пучком на голове и огромными круглыми очками в черепашьей оправе вошла в класс.

Все девушки поспешно начали собирать волосы в хвост. Первое правило мадам Фаворской – никаких мешающихся элементов во время урока. Длинных цепочек, колец и не дай бог распущенных волос. Школьная алхимия, в большей степени схожая с банальным зельеделаньем, не терпела изъянов. Случайно упавшая в чан ресничка перечёркивала любые многочасовые труды. Внимательность, порядок и безупречность. Девиз неофициальный, но крепко и надёжно вбившийся в головы учеников.

Сегодня они варили нечто, называющееся “живым омутом”. Нет-нет, не варили, конечно, а пытались составить идеальное вещество, по возможности старясь не запороть его своими кривыми ручонками. Это если цитировать учителя. Слово же “варят”, как опять же любила поговаривать мадам Фаворская, применимо для каши в оживающих горшочках. Для такой же важной дисциплины единственное, что ещё было разрешено говорить (и то шепотом) – “готовить”. Забавно на самом деле наблюдать, как каждый учитель трясся над своим предметом и считал его единственно важным. Науськать бы их друг на друга и посмотреть, что из этого выйдет.

Зелье “составлялось” медленно и навевало тоску. Что ж, не без этого. Порой практические занятия проходили шумно и весело, но бывали и такие нудные часы. Помешайте столько-то, добавьте столько-то, держите температуру не больше такого-то. В ожидании, пока всплывшие в чане покромсанные листочки клевера решат пасть смертью храбрых, Фокс украдкой поглядывала на одноклассников.

Не у всех дела ладились, это было видно по раскрасневшимся щекам и выступившему на лбу поту. Стешка так вообще давно поняла, что ничего у неё не вышло, и последние двадцать минут меланхолично подпиливала ногти. А чё? Двояк и двояк. Чего теперь, рыдать? У Руслана тоже что-то пошло не так. Он, кажется, уронил в чан серьгу из уха и теперь задумчиво пялился в булькающую жижу размышляя над тем, как бы её оттуда достать. Алиса, стоящая рядом с ним, обреченно закатывала глаза. У неё, судя по всему, зелье вполне себе получилось, и теперь она тихонько корила себя за то, что умудрилась связаться с подобной бестолочью. И чего в нём нашла?

По итогам урока из тридцати человек “живой омут” получился только у пятерых. Но даже они не сразу решились сделать то, что велела мадам Фаворская – подумать о чём-то материальном, о таком, что можно взять… и опустить руку в кипящий чан.