Говорят, когда-то давно, когда людей было ещё не так много, боги лично благословляли каждый союз. Или не благословляли, и тогда жених с невестой расходились чужими людьми, и благодарили своих покровителей за то, что те не дали совершить ошибку. Ну, считается, что благодарили. Затем людей стало больше, а может, Пятерым просто надоело, или же – как знать? – вдруг Они сочли людей достаточно разумными – погорячились, конечно, но боги же, им не предъявишь; в общем, перестали они смотреть, кто именно ищет их милости и заключает брак. И на смену проявлявшемуся ранее на коже сияющему венцу пришли искусные ювелирные поделки. Впрочем, ходят слухи, что истинные браки встречаются до сих пор. Но ой как редко.
Поэтому, когда Илька увидела в зеркале пересекающий лоб венец, где-то на уровне пары пальцев от линии роста волос, она решила, что он нарисован – так делали бедняки, у которых не было денег на украшения – какой позор! – и попыталась его стереть. Ха. Мало того, что у неё не получилось, так он ещё и словно ужалил её. И в довершение ко всему, он был чёрным. Чёрным! Свадебный венец. Это при том, что лучшим способом испортить молодожёнам жизнь считалось принести что-то чёрное на свадьбу. Хоть кусочек угля, хоть нитку, неважно. А у неё вот венец. Впрочем, никакого мира и лада у неё с мужем всё равно не намечается, хорошо бы вообще как можно быстрее остаться вдовой.
– Что это? – спросила Илька, неприязненно взглянув на отражение своего жениха… хотя нет, теперь уже мужа, и потёрла ещё раз ненавистную линию. Палец снова неприятно заныл.
– Милость Тёмного, – как-то нерадостно скривился муж. У него на лбу была точно такая же линия. – Иногда он бывает чересчур…милостив.
– То есть это не смывается? – спросила Иллика, раздумывая, а не дать ли мужу по голове чем-нибудь тяжёлым. А что? Скажет потом, что поскользнулся, упал… Вот эта ваза вполне подходит. Не хотелось бы, конечно, брать на душу грех убийства, но иначе ведь всю жизнь придётся с ним…
– Не смывается, не отдирается, и даже вырезать тоже не выйдет, – мрачно сказал колдун. Впрочем, на его смуглой коже и с чёрными волосами смотрелось ещё ничего. А вот на белой Ильке… – Насчёт брачной ночи… – сказал тем временем колдун.
– Иди на… – с удовольствием ответила жена. Они ведь уже не в храме, а у этого подонка дома, и она и так проявляет чудеса сдержанности и благородства – вот и на вазу пока только смотрит, даже в руки не взяла, а ведь так хочется…
Нет, она вовсе не забыла, что он может вертеть ею словно куклой, такое и захочешь – не забудешь, но какой-то демон внутри заставлял её хамить и нарываться. С другой стороны, если он причинит ей вред, уж она найдёт способ сообщить об этом отцу, и тогда держись, мерзкий колдун, ни гроша не получишь, хорошо если живым останешься!
– Иллика, – вздохнул муж и подошёл к ней. Обидно, но он, кажется, совсем не разозлился от её грубости. Илька даже себя каким-то глупым ребёнком почувствовала, который взял и испортил свою любимую игрушку, чтобы наказать родителей, а тем всё равно. Дурацкое сравнение. – Пошлёшь меня ещё раз, и я восприму это как требование осуществить супружеский долг, – даже не пригрозил, а скорее просто сообщил. И добавил, гад. – Хотя мне бы этого не хотелось.
А это идея, – подумала Илька. Насчёт не хотелось бы. Мужчины, они же так уязвимы психологически, говорят, достаточно нескольких метких слов, чтобы мужу уже ничего и не хотелось. Только вот, где их взять…
– Давай договоримся, – предложил колдун, не подозревая, какая угроза нависла над его мужскими способностями, в которых, признаться честно, Илька и так сомневалась.