Если это была крышка или дверца, ведущая куда-то, то с такой дикой формой её явно сработали не люди. И вновь память не подвела – вытолкнула из школьных глубин название книжки про пацанов, обнаруживших на каникулах погребённый под слоем песка и земли инопланетный звездолёт.

– «Чёрный свет», – пробормотал Серый, и ему стало смешно.

Какой звездолёт? Какие пришельцы? В Средневолжске в 1992 году с другой планеты есть только один человек – учитель истории из девятой школы Пал Ваныч Евсеев, невысокий, с умным, но нервным лицом, дядька, который написал в местную газету, бывшую «Заветы Ильича», а теперь «Биржевые вести Поволжья», стишок:

Ещё Евсеев предлагал организовать в Средневолжске настоящую коммуну, как в Париже в 1870 году. И вообще заявил на митинге «Демократической платформы» у памятника Кирову в прошлом году, что Перестройка – преступление перед советским народом. За это его даже немного помяли тётки со швейной фабрики. Они были злыми – им уже полгода не платили зарплату.

– Ну и хрен ли мне с этим делать? – тоскливо спросил Серый неизвестно у кого.

Можно было, конечно, набросать на металлический полукруг земли и оставить все, как есть. Завтра Флинт и Сынуля постоят у края могилы, «центровые» опустят в неё гроб – или в чем там они собираются хоронить своего пса? – на дно, и никто ничего не заметит. Да, до назначенной глубины не хватает сантиметров тридцать, как раз штык лопаты, но кто будет измерять?

– Или будут, – сказал Серый, а в глубине души был уверен – обязательно будут. Флинт – въедливая гнида, он не спустит просто так. Обязательно померяют.

Значит что? Значит, нужно либо корячиться, выкапывая этот долбанный «люк», который не люк. Либо рыть новую могилу.

– Да блин! – в сердцах бросил Серый и саданул подборкой по металлическому полукругу.

Лопата скрежетнула по металлу и на нем появилась длинная царапина, блеснувшая в сырой хляби раскопа, словно искорка над ночным костром.

Серый сделал шаг вперёд и присел на корточки, примостив рядом подборку. Царапина никуда не делась, она бесстыдно и призывно сверкала на краю «люка», красновато-жёлтая, глубокая и чёткая.

– Цветмет, – сказал Серый и задохнулся на мгновение от нахлынувших чувств, где было все сразу – и радость, и страх, и ощущение праздника, того самого КАМАЗа с пряниками, который наконец-то перевернулся на их улице.

«Люк» оказался не чугунным и не железным. Он был медным. Ну или латунным. А скорее всего – судя по красноватому оттенку – бронзовым. Это были деньги, причём, учитывая размеры «люка» – деньги приличные. Серый выпрямился так резко, что у него на мгновение потемнело в глазах, схватил лопату и, воровато оглядевшись, – дождь, Ёрики, будка Афганца, ни души – принялся копать.

День перевалил за половину. Дождь утих и небо над головой Серого стало похоже на грязный снег, такой бывает в марте – напитанный влагой, тяжёлый, вязкий как выброшенная под дождь старая перина.

Поднялся ветер, тоже омерзительный – сырой и промозглый, но воздушные массы над Средневолжском сразу пришли в движение, сделалось как-то яснее, стало легче дышать и думать. Промокшая насквозь куртка Серого начала подсыхать, а мысли приобрели упорядоченное движение и пошли по фарватеру как баржи на Волге.

Серый очень нуждался в этом порядке – в голове его последние час-полтора царил жуткий сумбур. А все из-за «люка».

Он на самом деле оказался не люком и не крышкой. Когда Серый основательно поработал подборкой и просто руками, а потом выбрался из могилы и посмотрел сверху на дело рук своих, он увидел… ну, в общем-то – ухо.