Мне такое сказать!.. Беспримерная наглость!.. У, как я разозлилась!

Ты кто? Кто ты такая, чтобы… чтобы… чтобы с кем ты имеешь дело, забыла? Неблагодарная! Следуй за мной! А пикнешь ещё, возненавидят тебя оба народа! Вот тогда ты узнаешь, тогда ты поймёшь!

Сразу притихла. Идём. То-то же. В дом его входим. Он – так и смотрела бы – великолепен, встречает. Я кресло подвинула ей, недостойной. Села, глядит на него. И опять кочевряжится, но уже не трясётся: ты, говорит, опозорился, было б уместнее, если бы там лежать остался убитым… А он ей так говорит. Прекрасная! Мои мысли все о тебе, а про то я не думаю даже!.. Глупости какие!.. Будет случай, я одержу победу, с кем хочешь, в единоборстве. А этому сейчас помогала Афина, разве не видно? Лучше посмотри на меня, какой страстью к тебе я пылаю! Даже когда тебя похищал, было не так… Никогда тебя так не желал, как сейчас… Радость моя, ну идём же, идём!..

Короче, увёл за собой. У меня получилось.

Войска расходиться не торопились. Все были до крайности возбуждены. Менелай, как бешеный зверь, носился по полю, крича в пустоту, чтобы беглец вновь появился. Взаимоусиление ярости и досады грозило ему разрывом груди изнутри.

Наконец Агамемнон провозгласил именем Зевса победу за Менелаем.

Потребовал вернуть Елену и все богатства и заплатить сверх того.

Ахейцы возликовали.

На стенах Трои отвечали молчанием.

Зевс делал вид, что не слышал.

…Кстати, что там у нас на троянском фронте? Это я к моим дорогим – Гере с Афиной. Переживаете, да? – за ахейцев, за Менелая… Я понимаю. Я вижу. Нет, нет, это я так, пейте нектар. Мы тут на Олимпе сидим, у нас полы золотые, юная Геба в кубки нам подливает (детка, спасибо), я только к тому, что, если взять Афродиту, вся она там, у него – рядом с любимцем своим. Ни на шаг не отходит. И надо же так умудриться! Я и сам уже мысленно его хоронил, так ведь нет – в последнее мгновение спасла! А то бы и конец Троянской войне. Ну и что будем делать? Не зачтём Менелаю победу? Надо б зачесть. Он победил. Или как? Распрю продолжим? Или, может, конец? Пусть помирятся оба народа, Троя будет стоять, развиваться и крепнуть, а эти к себе уплывут – и Елену пускай забирают. Дружба! Мир! Так, пожалуй, и надо?

Это всё Зевс произнёс издевательским тоном – с единственной целью Геру позлить.

Афина сдержалась, не стала перечить отцу. А Гера молчать не могла, отвечала супругу.

…Хищник ты. Тебе безразлично, сколько я сил положила, чтобы всех их собрать и переправить по морю. Чтобы развязать эту войну. Нравится во всём мне препятствовать? Что ж, делай как хочешь, только знай, не все тут тебя одобряют.

…А чего ты пристала к этим троянцам? Мне они ничего плохого не сделали. Жертвы приносят исправно, дым от их алтарей образцов… Почему я должен потакать твоей ненависти? Окажись ты там, в стенах Трои, ты их всех живыми пожрёшь – и Приама, и остальных – как бешеная людоедка. Да мне-то что? Поступай по-своему. Не хватало ещё из-за этого ссориться. Но давай договоримся, ты мне тоже не станешь мешать, когда я захочу уничтожить милый твоему сердцу город.

…Аргос, Спарта, Микены – эти люблю. Но если захочешь казнить их, даже не пикну. Всё равно по-своему сделаешь. Хорошо, истребляй. Но и ты будь любезен мои труды уважать. Из того, что ты тут сильнейший, ещё не следует, что остальные не боги. Все мы боги тут на Олимпе. А я тебя старше и вдобавок – жена. Так что давай по-хорошему, будем примером другим. Оставим дрязги. Пошли-ка, муж мой, Афину к троянцам, пусть она сделает так, чтобы те свою священную клятву нарушили. И чтобы были они виноваты.