– Я уберу, ничего страшного. – Лиза схватила тряпку.
– Не надо. Обожжешься. Знаешь, я рада тебя видеть, – сказала вдруг Регина. – Даже не знаю почему. Просто рада. Ты заходи, если окажешься здесь.
– Конечно, спасибо. И еще раз простите.
Лиза вышла из квартиры соседки, борясь с желанием нажать кнопку лифта и уехать отсюда подальше. Но она заставила себя спуститься по лестнице на этаж ниже и встала перед дверью квартиры, которая считалась ее родным домом. Потом поднялась на пролет выше, открыла окно и закурила. Докурила почти до фильтра и достала еще одну сигарету из пачки. И тут закончился газ в зажигалке. Лиза щелкала, трясла, но безуспешно. И только после этого она снова спустилась к квартире и застыла на пороге. Загадала – если дверь окажется заперта, уйдет, если открыта – войдет.
Так было еще в детстве – мать редко запирала входную дверь и могла вообще не услышать, что кто-то зашел в квартиру. Лиза же всегда запирала все двери на все замки, включая железную цепочку. Когда соседи по лестничной клетке огородили две квартиры дополнительной дверью, Лиза им завидовала и просила мать установить такую же. Но мать говорила, что у Лизы паранойя – что у них красть? Кому они нужны? Воры скорее заберутся в огороженные подобием клетки квартиры, чем в те, что кажутся доступными. Лиза не могла объяснить матери, что просто боится – звуков, шорохов, случайного сквозняка, от которого распахнется дверь. Лиза не чувствовала себя защищенной в собственной квартире. Ее дом не был крепостью, скорее постоялым двором.
Самый ужасный кошмар все же случился наяву. Лиза тогда была подростком. Однажды она вышла из своей комнаты и зашла в гостиную. Там стоял мужчина и копался в ящике шкафа. Лиза замерла и на цыпочках вышла из комнаты. Кем был тот мужчина и нашел ли он то, что искал, она так и не узнала. Возможно, это был очередной любовник матери, который решил прихватить с собой золотую цепочку или деньги. Мать возилась на кухне.
– Мам, там кто-то в шкафу роется, – забежала на кухню Лиза.
– Не выдумывай, – ответила мать, запахивая подол халата.
Тогда Лиза поняла, что тот мужчина действительно был любовником матери и что он точно шарил по шкафам в поисках ценностей. Но мать об этом знать не желала.
В следующий раз Лиза застала того же мужчину, стоящим на табуретке – он продвинулся в поисках и добрался до ящика с обувными коробками. В нижней справа, с летними туфлями, хранились золотая цепочка, серьги и две купюры по двадцать пять рублей, отложенных на зимние сапоги и дубленку.
– Там ничего нет. И нигде нет, – сказала Лиза в спину маминого любовника-вора, удивляясь тому, что говорит спокойно.
Тот дернулся и резко закрыл шкаф.
– Я искал чистое полотенце, – сказал мужчина.
– Я так и подумала, – кивнула Лиза.
– Начнешь болтать матери, я тебя…
Лиза не знала, откуда в ней появилась уверенность и наглость. Даже хамство. Ей было так страшно, что она с трудом боролась с приступом тошноты.
– Вы думаете, тут первый шаритесь? Номер телефона участкового у меня в самом начале записной книжки. Не знаю, что мама вам наболтала. Но у нас ничего нет. А все драгоценности – бижутерия. Правда. Участкового я уже вызвала, если что.
– Сука, – произнес мужчина и пулей вылетел из квартиры.
Больше он не появлялся. Мама плакала. Просто наказание какое-то. Почему всем остальным достаются приличные мужчины, а ей так не везет и попадаются сплошь проходимцы и подлецы!
Лиза помнила, как ее трясло в тот момент, когда она рассказывала мужчине про участкового. Как ей было страшно и обидно. И как мать может спокойно реагировать на подобное? Разве она не чувствует того же, что Лиза? Ощущения, будто кто-то залез в кровать, лег на чистое белье в грязных ботинках и вонючей одежде. И теперь нужно все перестирывать в трех водах, переглаживать с двух сторон, отмывать полы с хлоркой и проветривать, чтобы и следа не осталось. Но нет. Мать не сильно убивалась. Лиза чистила унитаз и ванну после любовников матери. Отмывала чашки с содой. Выливала ведро воды на пол, чтобы хоть как-то избавиться от грязи – вокруг, внутри себя.