Веревка первым спрыгнул на берег, недовольно отреагировал:

– В твоей зоне жиру не накопишь. Повара варят щи для зэков из свиных рулек, а мясо по себе разбирают. Посмотришь на их животы – бабы беременные.

– Зэкам не положено есть мясо, на свободе откормите свое рыло. Хватит базарить, шевелите копытами, впереди долгий путь, – хозяин ответил на его же жаргоне, надеясь в душе, что роль главного в этой команде он не утратил, оставаясь все еще начальником лагеря.

Переодевшись и сев в катер, казначей сразу запел песню:

Мне цыганка на вокзале нагадала

Дальнюю дорогу и казенный дом,

Счастья и любви мне пожелала,

И в жизни не жалел чтоб ни о чем.

Я руку золотил ее цыганскую

И все просил: «Ты больше расскажи

Про жизнь мою шальную арестантскую,

Где много фальши, пошлости и лжи».

– Эй ты, загнанный вор, – обратился к нему Сильвестр Карпович, – ты репертуар-то свой блатной попридержи, не в зоне находишься. Пой то, что нормальные люди поют, калинку-малинку или как там «Ой, мороз-мороз, не морозь меня, моего коня!», – предложил слова из народных песен.

– А кто нас здесь на реке слышит, если что водяной, – казначей дерзко ответил и улыбнулся скользкой улыбкой, явно ненавидя хозяина.

Сильвестр Карпович посмотрел на Курта, а он на него, оба снова поняли, это только начало их общения с блатными, а что будет далее?

– Слышат, не слышат, а поостеречься не мешает. Ну, если так хочешь петь, пой. Меня больше всего волнует в нашей компании Гитлер. Курт, ты как будешь с народом общаться, акцент свой немецкий не скроешь, сразу догадаются, что ты не русский?

– Я уже над этим вопросом думал, скажу, что родом из Прибалтики.

– Хм, из Прибалтики, так там у них тоже другой говор. Не пойдет.

Курт, раздвинув руки в стороны и подражая блатным выходкам Веревки, сказал:

– Так под кого мне тогда канать?! Скажи, я подстроюсь!

– Лучше помолчать. На крайняк скажи, что ты немецкий антифашист, все ближе к теме.

– Хм, а что?! Можно назваться и антифашистом, если разговаривать с органами не буду, а там быстро вычислят, документов-то у нас нет.

– Обещали сделать, только бы парохода дождаться.

В разговор вмешался Веревка:

– Дождаться парохода? Это полбеды, а с золотом как? В чемодане его не понесешь, ручка отлетит, и в штаны не спрячешь, мусора сразу заметут.

Сильвестр Карпович подытожил разговор:

– Как сядем на пароход, тогда и решим. А пока нам еще надо доплыть без приключений до скита…

Ближе к полуночи, подплывая к скиту, Сильвестр Карпович прервал долгое молчание:

– Что-то я не пойму, у меня, что с глазами не все в порядке, посмотрите, костер горит или мне уже блазнит? – взволнованно стал говорить, вглядываясь вдаль. – Я уже с вами чокнулся. Да нет, точно костер. Поглядите-ка и самолет. Рекой, что ли, его принесло, никак не пойму. Это что? – говорил, явно испугавшись такому развитию событий, ведь был уверен, в ските, кроме него, никто не бывает. – Придется к костру причалить, разузнать. Да смотрите не конфликтуйте, как и говорил: мы рыбаки, приехали отдохнуть, половить рыбу. Работаем на пилораме, рабочие мы, чтобы не запутаться. Понятно? И язык свой блатной попридержите, говорите нормальным языком.

– А как на нем разговаривать, если мы его забыли, – возмутился Веревка.

– Ты дурачка-то из себя не строй. Вспомните или снова в зону не хотите?

– Стало быть, отдых отменяется. Везде легавые, – нервничал Веревка. – Перерезать всех на хрен и дело с концом. А то мало ли что?

Сильвестр Карпович направил катер к берегу:

– Легко сказать перерезать, а ты знаешь, сколько их кто они такие и что тут делают? Перерезать, как бы они нас не перерезали. Решаем так: мы рыбаки, я старший – и давайте на этом поставим точку. Ведите себя как нормальные люди. Понятно? По обстановке сориентируемся, как бы не нарваться на неприятности, ядрена вошь.