– Этого никто не отрицает, – согласился собеседник. – Мужик он крутой. Беда только в том, что мужское достоинство не дает ему покоя.

– Какое разочарование!

– Почему же? – хмыкнул американец. – Его послали в пустыню трахать турок, и он действительно так или иначе потрахал их немало.

– Вы ничего не воспринимаете серьезно.

– И слава богу! – парировал Эйнджел. – Представляете, если бы я серьезно отнесся к тому, что сижу тут посреди реки, в которой того и жди поднимется вода, неподалеку, возможно, рыщут дикари, готовясь съесть меня на полдник, а один шотландец, который клянется, будто знает, где в этих диких краях спрятано сказочное сокровище, составляет мне компанию. – Он вновь засмеялся. – Можно было бы с ума сойти, верно?

– Вы правы.

– Вот так-то!.. Сожалею, что открыл вам глаза на вашего кумира, но этому – открывать глаза людям – он посвятил большую часть своего времени, что вовсе не мешает вам и дальше им восхищаться. Он великий полководец и единственный человек из тех, кого я знал, кто не теряет самообладания, когда снаряды рвутся в трех метрах. Порой мне кажется, что в конце войны ему хотелось, чтобы его убили.

– Откуда у вас такая нелепая мысль? – живо поинтересовался шотландец.

– Понял по его поведению. Он потерял интерес ко всему, словно понимал, что с наступлением мира больше не будет Лоуренсом Аравийским, который знался с королями и принцами, и превратится в простого отставника, бывшего полковника, рыщущего по лондонскому Сохо в поисках сговорчивых мальчиков. О нем ведь и правда уже почти перестали говорить. Не помню, кто сказал: «Война пожирает трусов, мир – героев», но зачастую это так и есть.

– Вот вы во время войны были героем, а я что-то не вижу, чтобы мир вас проглотил, – заметил МакКрэкен. – Все по-прежнему считают вас Королем Неба.

– Ну, не таким уж я был героем и не такой уж я «король». Просто не сумел адаптироваться и предпочитаю взирать на мир сверху – возможно, потому что здесь, внизу, он кажется мне слишком сложным. – Он показал трубкой на реку. – И раз уж речь зашла о сложностях… боюсь, вода начала прибывать.

– Шутите!

– Это вы реке скажите. Десять минут назад вода не доходила до этой ветки, а сейчас она уже плавает.

– И что мы можем сделать?

– Ничего.

– Ничего? – возмутился пассажир.

– Именно! – настаивал американец. – Это как раз тот случай, когда пилот не в силах что-то сделать, ему остается только принять все, как есть. Если ты решил летать, то должен сознавать, что тобой всегда будут управлять стихии. – Он сокрушенно развел руками. – Если реке вздумалось унести самолет… пускай уносит! Главное, сохранить свою шкуру и копить деньги на новый самолет.

– Странная философия для человека действия!

– Послушайте… – не выдержал собеседник. – Однажды недалеко от Вердена мне навстречу вылетели шесть «Фоккеров», которыми управляли новички. Я понял, что способен сбить двоих, может, троих из них, но в итоге они меня разделают под орех. Я бросился в пике, кое-как приземлился и побежал прятаться в окоп. Эти мерзавцы превратили мой самолет в кучу пепла, однако через месяц мы на пару с Бобом Моррисоном с ними разобрались. А как поступили бы вы?

– Кинулся бы в окоп.

– То-то же! Так что сидите и наблюдайте за тем, как уровень воды поднимается, и молите Бога, чтобы не больше, чем на пару метров.

Вечерело, с запада надвигались новые тучи, вдали сверкали молнии, за которыми с рабской покорностью следовали раскаты грома, и великолепная сельва по берегам реки быстро утратила свои яркие краски и превратилась в серое пятно, которое даже не выделялось на сером, более пепельном, фоне сумрачного неба.