Покупаю в супермаркете резиновые перчатки, тряпки, порошки, чистящие средства. Кидаю в тележку всё, что поможет мне смыть с этой квартиры все отпечатки пальцев, запахи и мои знания о том, что в ней происходило. В соседнем отделе я взяла три белые фоторамки с широкими паспарту и две стеклянные, полностью прозрачные. Две бутылки вина.

Плотную строительную плёнку и скотч. Набор маньяка. На парковке заклеиваю выбитое клоном заднее окно.


Под громкую музыку из чёрной колонки, я отмываю квартиру до самого утра, будто своё сознание. Отмываюсь от прошлого. Захожу на кухню, слабо освещённую мартовским рассветом, и достаю чашку, чтобы налить воды. Случайно роняю её на кафельный пол, и она разлетается на маленькие кусочки. Смотрю на осколки. Смотрю. Смотрю. Достаю ещё одну чашку и кидаю её на пол. Потом делаю это ещё раз. И ещё. Я остановилась, когда разбила всю посуду, кроме бокалов для вина, они мне ещё пригодятся.

Задёргиваю шторы в спальне и ложусь на свежее бельё. Подушки пахнут кондиционером для белья. Альпийский луг или морозная свежесть. Так не пойдёт. Встаю, иду в коридор, достаю из ящика эйфорию, возвращаюсь в спальню и брызгаю на подушку. Глубокий вдох. Закрываю глаза.


И открываю их в прошлом. В коридоре квартиры своих родителей. Сейчас семь утра. Я ничего не ела со вчерашнего дня и не спала ни минуты этой ночью. Я только что пришла домой, как раз вовремя, мама только что проснулась. Она вышла из своей спальни, поймав меня на пути к ванной, и сказала:

– О! Ты сегодня рано встала, молодец! Во сколько вчера вернулась?

Мама думает, что я была с Кристиной на бьюти-шоу Зверева в Ледовом Дворце на Большевиков. У меня правда были билеты, но я не пошла. Я застыла на пару мгновений, пытаясь угадать, во сколько мама легла спать накануне.

– Эмм, я не помню точно, наверное, около двух часов ночи, – отвечаю я.

Маму устроил этот ответ. Я облегчённо вздохнула и пошла в ванну. Постояв под прохладным душем минут семь, который, к слову сказать, не добавил мне ни капли бодрости, я вышла и поймала недовольный взгляд мамы, которая из-за меня опаздывает на работу.

– Вместе выйдем, да? – Говорит она, забегая в ванну.

Я планировала сегодня прогулять колледж, но в последнее время я слишком много вру маме и поэтому молча киваю. Не то чтобы я переживаю по поводу своих моральных качеств, но чисто статистически вероятность моего прокола увеличивается с каждым новым вихрем вранья, который я наматываю вокруг своей персоны перед родителями. Рано или поздно я сама запутаюсь. Поэтому съезжу в колледж. Напомню о своём существовании преподавателям и одногруппникам.

Пока мама сушит волосы, я залпом выпиваю её кофе и иду в свою комнату переодеться. Затем выхожу в коридор и надеваю короткую дутую куртку цвета маджента. Мама поспешно выбегает вместе со мной.

– Ой, заморозишь свою жопу когда-нибудь! – Говорит мама, пока мы идём к автобусной остановке. Я молча улыбаюсь, спрятав рот под высоким воротом куртки, обрекающей меня на замороженную жопу.

Я прячу руки в карманах, в одном из которых крепко сжимаю телефон. Не буду врать, что не жду смс или звонка. Но заранее знаю, что если он позвонит, то я не возьму. А если напишет, то я постараюсь не отвечать, как можно дольше. Это такая игра.

Мы спускаемся в метро на станции Финляндский вокзал. Мама работает на Балтийской, а я учусь на Нарвской. Совсем рядом, всего одна станция. Когда мы проезжаем площадь Александра Невского, телефон в руке начинает вибрировать, и я опускаю плечи, расслабившись и обрадовавшись тому, что он написал. Я переживала, что вчерашний вечер мог стать последним в наших отношениях из-за того, что Дима разочаруется во мне окончательно.