А потом мы долго лежим на спинах, зарываясь руками и ногами все глубже в горячий сверху и прохладный изнутри песок. Я смотрю на ярко-голубое небо и думаю о том, что будет дальше. И стоит ли бояться этого будущего.

А потом являюсь домой прямо в том одеянии, в котором валялся на песке и купался. Мама кричит, причитает, хватаясь за голову, и приказывает отцу звонить в службу спасения. Кажется, ничто не может унять ее истерику. Папа обрабатывает мои раны и молча хлопает по плечу. Маман продолжает зудеть, меряя широкими шагами гостиную.

А я смотрю в окно, не проронив ни звука. Не слышу ее. Мне все равно. Насрать, как говорит девочка, чей силуэт мелькает сейчас в окне напротив быстрой черной тенью и тут же скрывается.

Наверное, она заметила, что я за ней наблюдаю.

– Милая?

Боже…

Его гребаный голос разрушает так тщательно выстроенную в моих мозгах идиллию.

– Что? – Хочется сказать мне, но вместо этого вырывается: – Ты где здесь милую-то увидел?

– Элис! – Взрывается отец, врубая свет в моей комнате.

А вот это уже похоже на правду. Вот теперь я верю – передо мной заботливый, ласковый папочка. Образцовый, мать его.

– Ты что-то сказал? – Улыбаюсь я, снимая наушники.

Он быстро проходит в комнату и срывает с окна простыню. Разумеется, я не стала ждать, когда он соизволит повесить жалюзи, и занавесила окно таким образом. Присандалила ткань прямо к оконной раме сверху с помощью строительного степлера. Знала, что его это страшно выбесит. Никак не могла отказать себе в удовольствии лицезреть рождающийся на лице папули праведный гнев.

– Какого … – Запинается он.

В его руке лишь кусок простыни, а второй обрывок ожидаемо остается висеть на раме, прибитый железной скобой.

Мне дико нравится то, что я вижу. Еле сдерживаюсь, чтобы не заржать. Вместо этого картинно зеваю и напускаю на себя скучающий вид.

– Это неприемлемо, Элис! – Вопит папочка.

– Меня зовут Эй Джей. – Замечаю отстраненно. Встаю и швыряю плеер с наушниками на столик. – В который раз прошу называть меня именно так, мистер Кларк.

– Хватит. Все. – Он проводит рукой по волосам, задыхаясь. – Больше я это терпеть не намерен.

Кажется, чаша его терпения уже переполнена. Но, пожалуй, пару капель еще выдержит. Поэтому я прохожу мимо и, направляясь к двери, добавляю:

– Тебе и не приходится ничего терпеть. – Пожав плечами, наклоняюсь на косяк. – Тебя же нет, ты вечно на работе. Так какая разница, что происходит дома?

Кажется, в него вселяется бес. Он, едва не сбив меня с ног, проносится в сторону коридора и возвращается с большой коробкой, в которой еще вчера привезли наши вещи. Подлетает к злосчастному туалетному столику и остервенело сгребает внутрь все, что стоит на нем: мою косметику, расчески, плеер, солнцезащитные очки, металлические перстни, заколки, кожаные браслеты.

Но и на этом папочка не спешит останавливаться. Выдувая из ноздрей пар, как огнедышащий дракон, бросается к моему гардеробу. В коробку летят рваные джинсы, косуха, клетчатые рубашки, многочисленные черные кофточки и даже тяжелые ботинки в количестве трех пар.

– Вау, – тихо произношу я, выдавливая из себя смешок. – Какая экспрессия…

На самом деле, не так уж и смешно. Давненько я не видела его в таком состоянии.

– Больше никаких этих… – рычит, оглядывая и швыряя мои тряпки в коробку, – загробных штучек!

Его глаза краснеют настолько, что, того и гляди, лопнут.

– О’кей… о’кей… – театрально поднимаю руки, – ты бы так не кипятился, ладно? В твоем возрасте вредно. Может случиться инфаркт, и все такое. – Пожимаю плечами, любуясь тем, как раздуваются его ноздри. – Ну, ты ведь врач, должен и сам знать. Чего это я тебе рассказываю…