Даже узнав, что он заключен под стражу (что маловероятно), посольство СССР не смогло бы ему помочь, разве что при помощи надежного посредника нанять толкового адвоката.

В случае осуждения за шпионаж, а сроки за этот вид преступления самые длительные, нелегалу лишь остается уповать, что ему когда-нибудь организуют побег. Что весьма проблематично, ибо на шпионской войне не спешат выручать из неволи тех, кому не повезло, как бы высоко их ранее ни превозносили и ими ни восторгались.

…Вопреки всей правде о «расстрельной» доле нелегала, действующего в Берлине, «Андрей» от сделанного выбора не отступил. Гарантию собственной неуязвимости он видел в том, что работать ему придется под началом героя Гражданской войны, искусного разработчика стратегии чекистских операций, мудрого наставника молодой поросли Иностранного отдела, наконец, человека редкого ума и чувства юмора Фельдбина Л.Л.

В течение всего периода закордонной нелегальной работы Быстролётов доказывал генералам Лубянки, что хотя он и дисциплинированный солдат, но не бездумный исполнитель их приказов, а имеет свой, сугубо творческий, подход к планированию и реализации многослойных оперативных комбинаций.

Особо наглядно это проявилось, когда он возглавил группу агентов, состоявшую из граждан разных стран Западной Европы, которые лично им были привлечены к работе на советскую разведку.

Именно во время подготовки и осуществления ими совместных операций раскрылись черты многогранной личности Дмитрия Александровича – он то представал неиссякаемым генератором идей, то виртуозным исполнителем изящных психологических этюдов, а то и мудрым руководителем, на несколько ходов вперед просчитывающим ситуацию.

…Берлинский кабачок «Гурман», что на Александер-плац, имел свою неповторимую специфику – интерьер, обслугу и кухню, которая была богаче, чем у конкурентов: паштет из мозгов страуса, павэ’ де фуа-гра, мидии по-провансальски, лобстер и жареные королевские креветки в лимонном или чесночном соусе, устрицы без раковин с лаймом, ризотто с белыми трюфелями.

Из напитков – шампанское «Дом Периньон», изысканные французские коньяки, отборные итальянские и рейнские вина, шотландский и ирландский виски.

Цены солидные, публика – им под стать: банкиры, крупные коммерсанты. Завсегдатаи меж собой фамильярно называли кабачок «харчевней», где всегда можно найти свободное местечко и часок-другой расслабляться в атмосфере уюта, покоя, доброжелательной предупредительности элегантного кельнера и безотказного тапера – были бы деньги.

Харчевня вмещала десять столиков. У входа стоял древний рояль «August Forster», за ним сидел его ровесник и тезка, тапер Август Штюбе, чья память хранила сокровищницу мировой фонотеки. «Андрею» не доводилось слышать, чтобы тот, в ответ на просьбу сыграть какую-нибудь мелодию, развел руками и сказал: «Я это не умею».

Публика с восторгом и глубоким почтением принимала и старика, и его музыкальную эрудицию. Штюбе платил ей той же монетой – со всеми был одинаково приветлив, весел и остроумен. Нередко посетители предлагали ему выпивку. Он охотно принимал угощение, но пьяным его никогда не видели.

Сотрудники резидентуры ИНО, действовавшей по чекистской традиции «под крышей» торгпредства, использовали харчевню не только для встреч с агентами из числа западноевропейской финансовой и бизнес-элиты, но и для проведения более замысловатых оперативных мероприятий.

Вот и в этот раз «Андрей» собирался организовать подставу[5] своего агента экстра-класса «Франц» объекту оперативной разработки, некоему Клюге, имевшему тесные связи, в том числе и родственные, среди лидеров НСДАП. Вербовка любого из них сулила мгновенный взлет по карьерной лестнице.