Вообще, большую часть времени я постоянно твержу себе, что нам следует бежать друг от друга подальше, и часто вспоминаю слова мамы, что краденное счастье приносит только слёзы, а чужого мужчину до конца никогда не присвоить. Но почему-то когда отстранённость исходит от Ромы, становится неприятно.

Стоит нам притормозить у нужного дома, он сразу слазит с мотоцикла, подаёт руку мне, помогает снять шлем. С его стороны ни одного лишнего прикосновения. Ни одного взгляда. А мои нервы словно вывернуты воспалёнными окончаниями наружу, делая меня чересчур дёрганной и восприимчивой. Без огня полыхаю.

– Какой этаж?

Кажется, Рома чем-то сильно взвинчен, но найти тому объяснение не получается. Я всё ещё оглушена эхом тактильных ощущений.

– Четвёртый.

– Я проведу. Узнаю, как добрался Макс, – поясняет он, будто оправдываясь.

Кивнув, понуро тащусь к парадной двери. От взгляда Ромы покалывает лопатки.

Монументальную фигуру соседа по лестничной клетке, развалившегося среди друзей на лавочке, замечаю издалека. Потягивая пиво из жестяной бутылки, он оценивающе пялится мне за спину. Мне привычно становится не по себе. От такого хулигана добра не жди. Представить не могу, как можно вот так жить, ни к чему не стремясь? С утра до ночи коптить лёгкие и травить печень.

– О, пацаны, гляньте, краля наша нарисовалась. – басит один из его товарищей, сверкая лысиной. – Слышь, белобрысая, а ты кому с кем рога наставляешь? Борзому с женатиком – или наоборот?

Споткнувшись, я на рефлексах оборачиваюсь. Рома сжимает ключи от мотоцикла в правый кулак, не думая прятать обручалку, и сощуривает глаза в две недобрые щёлки.

– Извинись перед моей сестрой и вопрос закрыт.

– Ебать у вас семья многодетная. Детка, а ты со всеми братьями сосёшься? – не унимается лысый. – Кому отстегнуть, чтоб и меня усыновили?

– Ч-чего? – выдавливаю из себя, находясь на грани инфаркта, ибо грохот сердцебиения слышно, кажется, не только нетрезвой компании, но и в соседнем дворе.

– Извини, красавица. Васёк обознался, – медленно тянет мой неблагонадёжный сосед, словно такие простые слова ему настолько непривычны, что приходится подбирать чуть ли не каждую букву. Разумеется, зачем-то лукавит. Невинный поцелуй Макса не укрылся от внимания троицы. Колючий взгляд и ухмылка, застывшая на тонких губах парня, это лишь подтверждают. Несмотря на столь явный блеф, он резко пихает локтем в бок прибалдевшего Васю. – Отвянь от неё. Нехер заняться, что ли?

– Ты это, извини. Обознался, – повторяет за ним лысый, стараясь выжать из себя миролюбивую улыбку.

Рома эти неуклюжие извинения никак не комментирует, открывает для меня парадную дверь и заходит следом в полумрак подъезда. Поднимаемся в тишине.

– Докучают? – сухо осведомляется он, пока я вожусь с замком.

– Нет, – произношу, надеясь, что прозвучало не слишком нервно, потому что Рома в этот момент отбирает у меня ключ, а я оказываюсь не готова к тактильному шоку. Площадь контакта с небольшую монету, а импульсы вмиг по всему телу расходятся. Щекотные, опасные, дурманящие.

В квартире темно. Обуви Макса, которую он обычно скидывает как попало в проходе, нет. Мы с Ромой совершенно одни.

Захлёбываясь внутренним волнением, громко и часто дышу. Сейчас он оставит меня в квартире дожидаться брата, развернётся и уйдёт. А безответные бабочки продолжат вспарывать мне живот, устремляясь следом за тем, кого в постели заждалась неверная жена.

Это ужасно, но мне сейчас даже не совестно. Его близость перекрывает всё.

– Запрись изнутри. Сладких снов, Катёнок. Я пошёл.