Приятно было потрахаться.

Вспомнила эту фразу и слез не сдержала. На крыльцо выскользнула, низко опустив голову, в сумке нашарила солнечные очки.

- Гриша, поехали! - позвала звенящим голосом и махнула сыну рукой.

- На чем ты поедешь, на велосипеде что ли? - идет позади Дима.

Не отвечаю, тормознула на полпути к воротам и жду сына.

- Ко мне повернись, - потребовал муж.

Резко обернулась.

В черных очках он свое отражение видит, но не мои глаза. Стоит, сунув руки в карманы брюк и качает головой.

- На правду не обижаются, Марго, - помедлив, Дима вытянул из кармана ключи от машины и сунул мне. - И не надо тут невинную из себя строить. Из-за чего ты сейчас оскорбляешься? Ничего плохого я не сказал.

- Пусть так.

- Тебе давно пора взрослеть.

- Слушаюсь.

- Ты думаешь, я с тобой шучу, Маргарита? - муж шагнул на меня, и я отпрянула в испуге. Не за себя, а за сына - Гриша подлетел к нам с широкой улыбкой.

- Куда едем, пап, играть? В парк?

- У папы дела. С мамой поедете, - Дима в ответ улыбнулся Грише, и я сощурилась, уставилась, с желанием забраться в его темноволосую голову и просканировать мысли. После всего, что он мне наговорил не может муж искренне улыбаться моему ребенку. Ведь Дима точно догадался, что отец Гриши кто-то из Северских.

Но Дима осторожно вытянул из моих пальцев ключи. Распахнул дверцу и помог Грише устроиться в детском кресле. Потом проводил меня за руль. И когда я, избегая его взгляда, села в водительское кресло, Дима придержал дверь.

- Ну что? - спросил он шепотом, заглянув в салон. - Обиделась? Рита, - назвал он меня ласково и дыхнул мне в лицо мятой. - То, что я говорю и делаю - все для твоего блага. Даже если мои слова резкие, если они тебе неприятны. А как еще? Такой человек, как твой отец - он не мог вырастить нормального ребенка. Я тебя не виню. Ты была девчонкой. Глупой, никому не нужной. Как сорняк на обочине. Но я хочу, Рита, чтобы ты осознала свою ошибку. И в воспитании нашего сына не допускала промахов. И никогда больше, слышишь, - за подбородок муж притянул мое лицо к своему, - никогда больше мне не ври. Понимаешь меня?

Кивнула, мне ничего больше не оставалось, эту пытку я хочу оборвать и побыстрее уехать.

- У тебя скоро день рождения, - напомнил Дима. Погладил меня по щеке. - И ты все равно получишь подарок. Пусть даже спим мы сейчас в разных спальнях. Я по-прежнему хочу тебя радовать. Что это еще, если не любовь, Маргарита? Пока мы были в Греции я думал, что сумел тебя воспитать. Но теперь вижу - еще есть пробелы. Ты должна научиться ценить мое к тебе отношение. Да?

Кивнула повторно.

- Я рад, что ты меня понимаешь, - теплыми губами он коснулся моих и выпрямился. Закрыл дверь.

Машина поползла к воротам, я прилипла к зеркалу и фигуре мужа, оставшейся позади. Дима машет рукой.

А мне хочется показать ему средний палец и только подтвердить его слова о том, что я веду себя, как ребенок. Меня душит обида, разве человек, который любит, станет говорить вот такое? Пусть это правда, пусть, но нельзя ведь так прямо, в лоб?

Чем я это заслужила?

- Едем в парк? - с заднего сиденья спросил сын.

- Нет, солнышко, на работу, - подмигнула ему.

Гриша разочарованно вздохнул.

- Ну перестань, - улыбнулась. - Заскочим ненадолго в офис. А потом в парк, - пообещала.

И наврала.

Всю дорогу у нас на хвосте висел знакомый до боли Кадиллак, который я не видела, кажется, целую вечность. За стеклом маячило наглое лицо водителя, полускрытое черными очками, как и мое.

А я глаз не могла оторвать от его машины. И в прошлое возвращалась на семь лет назад, в тот октябрьский вечер, в наш, теперь уже общий, коттедж. Там березы были голые и под ногами ковер из полусгнивших желтых листьев. Стылая мойка, этот Кадиллак, будто из топей вынырнувший, помощник отца в багажнике, связанный.