Мирная жизнь за окном казалась прекрасной. Неужели кто-то хочет разрушить то, что человечеству с таким трудом удалось достигнуть?

— А ты не понимаешь? — Виктор повернулся и пристально посмотрел на меня.

— Она сошла с ума? Ей кто-то сделал внушение? Ведь дочь Форофар убили псионики, не люди.

— Асти всего лишь пешка в этой партии, — Виктор опять отвернулся к окну. — Ей не дойти до конца доски и не стать королевой. А людей она ненавидит за законы. За создание интернатов, за то, что изначально из-за них дочь больше не с ней. Она борется за свободу и справедливость, искренне полагая, что на стороне добра.

Я посмотрела на здание напротив. Там, в окне какой-то человек — мужчина стоял и разговаривал с голограммой.

— Разве это добро и справедливость, когда Асти принуждает людей делать то, что ей нравится?

Свет мигнул, датчики выключились с характерным звуком. Я обернулась. Лампочка камеры не горела, рабочий стол тоже перестал перемигиваться веселыми огоньками. Голограммы исчезли.

Сердце от страха замерло. Я взглянула на Виктора. Он продолжал смотреть на мужчину, тот, глядя на Рауха, показывал ему ладонь. Они общались.

Я схватилась за пояс, и вытащив бластер, направила в голову псионику, стоящему напротив меня. Виктор неспешно повернулся ко мне.

— У нас пять минут, — спокойно сказал он. — Я должен рассказать кто ты есть на самом деле. Не бойся, я тебе не враг.

— Это твой сообщник? — мотнула я головой в сторону здания напротив.

— Да и ты никому ничего не расскажешь о нём.

— На меня твои внушения не действуют!

— Я знаю. Я сейчас тебе ничего не внушаю. После того, что я тебе расскажу, ты сама не захочешь его сдавать.

В дверь заколотили.

— Елена, отзовитесь! У вас всё нормально? — кричал какой-то мужчина.

Сердце заколотилось в такт ударам — быстро и беспорядочно. Что Раух хочет рассказать? На самом деле у меня к нему много вопросов, но под камерами их задавать опасно.

— Скажи что всё в порядке, — мягко попросил псионик. — Я тебя не собираюсь трогать. Нам нужно поговорить о твоих снах и пси-способностях. Времени мало. Поторопись иначе я не успею ответить на все твои вопросы.

Дыхание сбилось. Он действительно знает.

— Если что-то пойдёт не так. Я тебя убью, — сказала я, всё ещё держа бластер у головы Рауха.

— Идёт.

— Елена! — крикнули за дверью.

— Всё в порядке, — ответила я. — Виктор Раух ведёт себя благоразумно. Дверь выламывать не нужно. Мы дождёмся, пока починят систему, — сказала я, не сводя взгляда с Виктора.

— Назовите кодовое слово, — попросил мужчина.

— Пси-корпус в огне.

— Вас понял. Но если что мы рядом.

Плечи Виктора расслабились, взгляд его потеплел.

— Что вы знаете обо мне? — спросила я, раз уж времени у нас не так много.

— В три года тебя нашли на дороге между Джане и деревней Слим, — быстро начал Раух. — Память о родственниках была полностью стёрта. Ты не знала, как очутилась здесь и забыла своё имя. Выросла в интернате, но когда тебе было четырнадцать попала в приёмную семью. Там не прижилась и вернулась в интернат…

— Хватит! — оборвала я Виктора. — Расскажите то, что я про себя не знаю.

— Убери пушку. Нервирует.

Нет! Когда человек нервничает, допускает ошибки. Пусть Раух проколется и расскажет то, что даже не хотел. Я молчала и продолжала буравить его взглядом. Рука с бластером не дрогнула.

— Твои родители были моими друзьями, — сказал Виктор. — Я пришёл, чтобы спасти тебя. Ведь скоро и ты станешь псиоником. Придётся жить по другим правилам.

— Я не псионик! Я антипсионик!

— Твои родители отдали последние силы, чтобы поставить тебе ментальные щиты, через которые никто не может пробиться. Не веришь мне, сходи в кафе “Сиреневые сны”, там тебя никто не станет обманывать.