- Милая, - я опустилась на колени и обняла подругу. Та всхлипнула.
- Он всегда мне нравился. Еще со школы. Я дни считала, когда наступят каникулы, и он вернется из своей треклятой Англии. Потом в календаре отмечала, когда у него будет отпуск, а он… а он…
- Видел в тебе лишь друга…
- Но он же подавал сигналы! Звонил, разговаривал часами, интересовался, как продвигается работа над проектом. Хвалил… 
Моя любимая подруга целый год трудилась над спецзаказом для столичного ресторана, готовя не только посуду, но и украшения для интерьера и фасада.
Галка шумно высморкалась в кухонное полотенце.
- Во время купания в реке даже носил на руках. Это после, когда я в своей глупой голове разложила все по полочкам, поняла, что он не мог поступить иначе, ведь я сама прыгала к нему на руки, пила на брудершафт и лезла целоваться… Тогда, в воде, его объятия и нежные прикосновения к моему телу казались признаками желания, шагом к более близким отношениям. Я дура, Женька! Какая же я дура! Вся его нежность была лишь потому, что он боялся нанести вред, нечаянно ранить меня, тогда как я резвилась бешеной селедкой, идущей на нерест. 

Галка права: Никита мог навредить, одна его лапища чего стоила. Куда делся тот хлипкий подросток? Бабушка откормила его, выхолила, народными средствами восстановила подорванный иммунитет, и во взрослую жизнь шагнул крепкий парняга, за спиной которого легко могла спрятаться такая как я. А ведь я далеко не маленькая. «Три Галки» - так шутя говорила я о себе и нисколько не кривила душой. Взять хотя бы размер груди. У нее первый, у меня третий. У нее попа как у мальчишки, у меня руки - как ее ноги. «Хватит лопать сладкое!» - упрекала закадычная подруга, выдирая из специально поднятого вверх кулака откушенный шоколадный батончик. Правда, для этого Галке приходилось чуть ли не подпрыгивать. Мы с Никитой одного роста. Хорошо хоть не одной комплекции, я все-таки на пару размеров меньше. Но если не «победю-побежу» свою любовь к сладкому, через пяток лет обязательно догоню Горелова, а то и дам ему фору.
- Родная, не кори себя. Ты просто хочешь любви. Ну зачем тебе Никита? Широкий как шкаф, рыжий и лопоухий.
- У него кость широкая. И не рыжий, а золотой. А уши… уши у мужчины не главное!
- Что-то я не припомню, чтобы у него в седьмом классе кость была широкая…
- И вообще молчи! Вам, красивым, вечно все не так! Побыла бы в моей черной шкурке. Ноги кривые, волосы редкие…
- Чудесные у тебя волосы, просто ты не даешь им вырасти…
- Вот-вот! Сразу в сторону разговор увела. Про мои ноги ты почему-то так не говоришь! Не утешаешь, что я просто не даю им вырасти.
- Наглая ты, Галка! 
- А ты толстая!
- Да, я толстая, - и спорить не буду. Рядом с Галиной любой покажется толстым.
- И коса у тебя тяжелая, поэтому тебе приходится нос задирать.
- Да, но резать не буду. Еще немного помучаюсь.
- И ресницы хоть и длинные, но светлые, туши не напасешься.
- И то верно, экономная ты моя. И губы как вареники, и… что там еще у меня? – все это повторялось из года в год в те самые печальные моменты, когда Галка хотела утвердиться за мой счет.
- И рост как у гардемарина.
- Ну слава богу, хоть на человека стала похожа! А раньше только с каланчой и сравнивали.
Галка уже улыбалась.
- Расскажи, какая я, - потребовала она, опять бросаясь в мои объятия.
- Ты тоненькая, как тростиночка. Твои черты изящны, а коротко стриженные волосы придают им французского шарма. Таких как ты воспевают поэты и рисуют углем художники на Монмартре. Достаточно одной линии, чтобы передать всю хрупкость твоей девичьей фигуры…