Звякнувший колокольчик поторопил Марию Степановну вернуться в торговый зал. 
На прощание она внимательно посмотрела на меня. Я, отпуская ее в объятия работы, обнадеживающе махнула рукой.
Убрав с лица остатки салфетки, поправила шапочку и надела маску.

На следующий день после нашего первого «занятия» на лекцию по высшей математике я не пошла. Сидела на подоконнике в раздевалке у физкультурного зала и водила пальцем по запотевшему стеклу. На улице шел дождь.
- Ты не видела здесь белые кроссовки? – Баженова - староста группы из параллельного потока, шарила в шкафчиках, заглядывала под скамейки. – Неужели вчера в такси забыла? Что за растяпа, вечно что-нибудь теряю.
- Я тоже вечно что-нибудь теряю, - поддержала, как могла. – «Вчера вот девственности лишилась».
Это конечно не вслух. Об этом лучше молчать. 

Перед глазами всплыла картина, как БАХ не торопясь застегивает ширинку, звякает пряжкой ремня, поправляет ворот рубашки. Я сидела на столе и смотрела на него пустыми глазами. 
Все внутри заледенело. 
Наваждение спало, остались лишь стыд и недоумение.
«Зачем?»
Он, наконец, заметив, что я не двигаюсь, вздохнул и подобрал с пола мои трусы.
- Одевайся, Ключева.
Сунул мне в руки колготки. 
Я перевела взгляд на тетрадный листочек, на котором лежал использованный презерватив. Он был в крови. 
Алексей Харитонович, поймав мой взгляд, подцепил бумажку в клеточку за края и аккуратно свернул ее. Прозрачная резинка, перестав мозолить глаза, исчезла в недрах преподавательского портфеля.
- Ну, что с тобой? – горячие ладони легли на мои голые колени. – Разве тебе не было хорошо?
Вытащила из-под попы учебник, кинула на пол. 
В том то и дело, что хорошо было, и БАХ это знал. В самом начале, когда поцелуи, словно чувствительные тумблеры планомерно переключали мозг из состояния «on» в «off», а тело, повинуясь природному зову, требовало изведать неизведанное, я упустила момент, когда можно было сказать нет. 
И изведала неизведанное. Его палец лишь коснуться клитора, а меня скрутил сильнейший оргазм. Именно из-за него я прозевала, когда БАХ вошел в меня. Волна боли смела остатки оргазма, а жесткая ладонь зажала рот.   

Я сидела на подоконнике, чертила пальцем дорожки на стекле и ненавидела себя. Ненавидела за то, что получила удовольствие. За то, что не утопилась в раковине, смывая слезы и черные подтеки от туши. За то, что позволила одеть себя и довезти до дома. За то, что пусть слабо, но ответила на прощальный поцелуй и не возмутилась, когда рука Алексея Харитоновича больно сжала грудь, на которой почему-то не оказалось бюстгальтера.
- Я тоже вечно что-нибудь теряю, - повторила я, хотя Баженова уже убежала на занятия. – Вчера домой без бюстгальтера пришла. 

На следующий день я опять пропустила лекцию. И еще две подряд. И через неделю, когда по расписанию были практические занятия, я снова сидела в раздевалке. А за окном уже шел снег.

- Бр-р-р, холодно! – рядом приплясывала Томка. Мы ждали маршрутку. Каждая свою. – Кстати, ты почему не ходишь на пары по вышке? Больше пяти пропусков и к экзамену не допустят.
- Ненавижу математику.
- Ну и зря. БАХ клевый. Правда, я пока не все понимаю. Евклидово пространство никак догнать не могу.
- На дополнительные занятия не звал? 
Томка - красавица каких поискать. Зеленые глаза, рыжие волосы, частые веснушки совсем не портят, а наоборот - придают очарования. Я всегда наслаждалась, глядя на ее живое лицо.
- Нет, а что?
- Запутает. Лучше своим умом дойти.
- А… Ой, моя! 
Маршрутка поглотила Томку, а я встала на носочки, чтобы рассмотреть номер той, что ждала зеленый на светофоре.