- Ты откусил свой дерзкий язык, отродье?

Я промолчала на вопрос, лишь намеренно ускорилась. Прочь от его вонючей лошади, которая пропахла кровью и потом. От нее ужасно смердело, как и от ее хозяина. Конечно, я передвигалась далеко от Артура, не могла учуять мужской запах и точно заверить в этом факте. Но все равно... его руки провоняли кровью нашей земли.

Артур не дал далеко уйти, подогнал коня в один шаг со мной, с намеком о бесполезности бегства.

По ночам у меня было особенное место в отличие от остальных рабов. Похоже, соплеменники тайно завидовали, ведь я спала в палатке Артура в самом углу на полу. Но, по крайней мере, в темноте, в некоей уединенности, не считая самого Бонифация, не страшась ослепнуть, и в своеобразном комфорте.

***

Чувствовался запах солнца (оно особенно пахнет - теплом) и свежей травы. На лице игрался лучик света, в волосах путались мошки. А вокруг порхали разноцветные бабочки, одна из них - белоснежная села на черную гриву моего любимого коня.

Мне было чуть больше восьми лет, и я готовилась к первой в своей жизни самостоятельной поездке. Взялась за поводья, готовая поскакать, но услышала напутствие отца:

- Не бойся, Лилия, вперёд! Я мысленно с тобой!

Он стоял неподалеку под тенью плакучих ив, а рядом с ним - его товарищи по военному делу.

Отец махал рукой и провожал меня в добрый первый путь на коне. Девушкам запрещено кататься без седла...правда, девушкам также запрещено ходить в мужской одежде и уметь защищать себя! Отец многому научил, всегда поддерживал, очень редко ругал. Хоть привил мне много мужских качеств, но не оставлял надежды найти мне господина.

Я натянула поводья, конь встал на дыбы, взвился как ошалелый, в тот же момент отец схватился за грудь и бросился вперёд, готовый придти на подмогу.

Но тут же белая бабочка на гриве коня привлекла мое внимание, она красиво вспорхнула, и стало заметно, что она больше не белая, а красная. Ее крылья горели и лопались от жара. Красным угольком падали на зелёную траву и, как спичка, зажигали каждую травинку. Змеями-дорожками ползли вперед и добрались до отца. Воздух стал красно-огненным! И отец больше не стоял с друзьями, а лежал в луже крови. В его груди застрял меч, смутно похожий на тот, который давал Артур поиграть нищенке Розе. Вокруг одна кровь...

Артур! Артур! Артур!

Невыносимо терпеть, каждый кусок плоти наполнен болью, голову драли звериные когти и оставляли кровавые рубцы-воспоминания о моей земле. Я завизжала, пробуждаясь от кошмара. Проснулась на полу палатки мокрая от пота, рубаха противно прилипла к телу.

Прикрыла рот руками, обвязанными веревкой, осторожно поглядывая на мягкие одеяла, на которых спал Артур. Его голая грудь мерно поднималась и опускалась. Мужчина беззаботно спал, когда стольких убил.

Это он — погибель!

Это он принес реки крови!

Это он сжигал трупы людей, сброшенных в одну кучу, и наблюдал за пожаром!

Ненависть и, наверное, боль руководили телом. Заставили встать на шатких ногах, подтолкнули в спину и сказали идти. Они же приказали осторожно взять меч Артура, который лежал возле его головы, чтобы в любую минуту тот мог дотянуться и защититься. Я, почти не дыша, скрещенными руками подняла орудие и перевернула, острием целясь в грудь мужчине. Туда же, куда был ранен отец.

Вырезать его чёрное сердце и раздавить. Он достоин смерти. Достоин бесславно умереть.

Давай, Лиля. Давай! Опусти уже этот меч и вспори ему грудь. Давай!

Подбадривала себя, крепко держа меч, но пальцы дрожали. Не могла никак решиться, закрыла глаза, чтобы вспомнить свой кошмар в красках, застывшее мученическое лицо отца и других убитых, чтобы иметь запал. Но словно насмешка судьбы, вместо убитых воинов вспомнился момент, когда Бонифаций опустил обратно на ноги и великодушно подарил жизнь. А его воины спрашивали в один голос, шептались открыто, отчего злой воин пожалел мелкого паренька. Не всё его сердце сгнило. Есть в нем еще что-то светлое.