На улицу вывалили все вместе, решили сходить за мороженым, раз выдалась такая вольница. Игорь специально терся среди девчонок, с сочувствием дул на посиневший палец Иры Синявиной – у нее всегда были холодные руки, кровь из пальца почти не шла, и добродушная толстуха вдоволь намяла ее, прежде чем добилась хоть какого-то результата.

– Болит, – жаловалась Ира, и Лавренев с удовольствием склонялся к тонкой ледяной руке, пытаясь изобразить из себя мартеновскую печь. Про Алису он вспомнил, только когда шли обратно. Она шагала в стороне от остальных, четко ставя ногу по краю тротуара, словно акробат на проволоке.

В классе их уже ждал запыленный милиционер, плотный дядька с усами и с черной папкой в руках. Он время от времени почесывал свой невысокий лоб, постоянно приподнимал фуражку, словно решал какую-то непосильную для себя задачу.

– Ну, что у нас тут? – озабоченно поинтересовался он, словно весь урок класс провел не около метро с рядом киосков, торгующих мороженым, а выполнял секретное задание по выслеживанию шпионов. – Кто последний, не помните? – не столько спросил, сколько подтвердил он. – Потом все вернулись в класс. Никто в коридор не отпрашивался?

Его тон был настолько неправдоподобно неделовым, словно милиционер не происшествие распутывал, а рецепт борща уточнял. Даже Пращицкий отказался от комментариев.

Милиционер вяло заполнял протокол. Затренькал мобильный. Нелли Олеговна подняла голову, грозно глянула на подопечных.

– Кто это решил расстаться с телефоном? – Голос ее шел по нарастающей, как эхо обвала в горах.

– Извините, – буркнул милиционер и, тяжело сопя, полез в карман. – Да-да. Слушаю. Где? Через полчаса буду. Да. В школе. Ну, сейчас схожу, выясню. – Страж порядка с каким-то удивлением глянул на гаснущий экран трубки. – Что-то сегодня частят… – проворчал он. – Ну ладно. Если что-то узнаете… – Он протянул бумагу учительнице. – Подпишите, пожалуйста. – И неожиданно с отеческой мягкостью добавил: – Хорошие ребята у вас.

Но стоило за ним закрыться двери, класс взорвался. «Хорошие ребята» отыгрались за пятнадцать минут тишины вовсю. Нелли Олеговна молча смотрела в окно. Можно было даже не пробовать начать новую тему.

К концу дня Лавренева отпустило. Он забыл про Алиску. Насыщенный событиями день стер из памяти все ненужное. И вдруг посреди коридора его настиг голос: «Ты должен извиниться!»

Игорь крутанулся, не понимая, кто ему это мог сказать.

Перемена гомонила, переливалась, разбиваясь о стенки коридора радужными волнами лиц, причесок, кофт, свитеров и курток. Ничей голос особенно не выделялся. Так, стоял общий гул.

Ну вот, теперь ему мерещится всякое начало! Он пробежал по этажу, с грохотом скатился по лестнице. Третий этаж. Звенит звонок. Биология. Направо, темный закуток, дверь.

Он успел заметить. Две темные фигуры. Одна держит другую за опущенную руку. Вторая стоит, безвольно опустив голову. И уже сорвались, и уже стоят около двери. Черные волосы Ганиной отливают плавленым металлом.

– Подойдешь близко ко мне, прибью, – прошептал Игорь в склоненную макушку и, оттолкнув обеих девчонок (второй оказалась Ира Синявина; что они здесь делали вдвоем? Колдовали?), первым шагнул в класс.

Дальше время потекло стремительно. Съездил в бассейн на тренировку, потом курсы – он будет адвокатом, даже тени сомнения не допускает. И только палец, два раза за сегодня уколотый, болел. Может, за бортик в бассейне задел? Или хлорированная вода в бассейне ранку разъела? Долго рассматривал розовую подушечку с ровными линиями морщинок. Две синие точки. Вроде ничего. Но болит. Пытался мять – упирался в кость. Чему там болеть?