– Ты чувствуешь холод, Брендон?

Брендон кивает и пишет: «Там, где я – плоть, остались все ощущения. Я чувствую не только тепло и холод, но и вкус, запахи, боль».

– И как личность ты вполне сохранен. Как мать могла принять тебя за неодушевленного болвана?

«Не юли. Зачем я тебе понадобился?»

Алистер смеется, будто Брендон удачно пошутил. Тянет время, обдумывая ответ.

– Ладно. Причина проста и стара, как мир. Мне нужны деньги. На дом, на жизнь, на женитьбу. И с твоей помощью я смогу хорошо заработать. Ты нужен мне в качестве компаньона, парень.

Брендон откидывается на спинку дивана. Его очередь усмехаться.

«Компаньона, – говорит его насмешливый взгляд. – Алистер Баллантайн, тебе некого больше было взять в оборот? Ты думаешь, что сумеешь так легко убедить меня помогать?»

Часы в гостиной торжественно провозглашают полночь.

– Здравствуй, новый день! – театрально восклицает Алистер, воздев руки. – Брендон, мы можем сделать этот день точкой отсчета в истории нового мира! Ты только вдумайся: мы избавим человечество от смерти, от горечи потерь, от ужаса одиночества! Ты станешь Адамом нового поколения!

Глаза Алистера возбужденно блестят, он захвачен своими идеями, он сияет, как рождественская елка. Он говорит и говорит, а Брендон слушает и никак не может понять, кто же перед ним: одержимый фанатик или расчетливый делец.

– Подумай только: мы сможем вернуть людям их близких, радость, смысл жизни. Мы сделаем мир счастливым! И он щедро возблагодарит нас, вот увидишь!

Брендон грустно улыбается, и Алистер воспринимает это как знак согласия.

– Я знал, что ты меня поддержишь! Мы войдем в историю!

Брендон берет карандаш, заносит руку над раскрытым блокнотом, медлит – и кладет карандаш на место. Когда выбора нет, лучше молчать.

Метель за окнами улеглась, и из низких туч мягкими перьями падает снег. Он такой густой, что за его пеленой не видно даже городских огней. Брендон стоит у окна в гостиной и вспоминает.

«Эти окна выходят на Лайон-стрит. Первый особняк принадлежит главному судье Нью-Кройдона. За ним левее – дом семьи Хаммерсмит. У мистера Хаммерсмита были настолько волосатые уши, что детьми мы всерьез считали его оборотнем. Ниже по улице живут немцы Миттерданки и маршал Коулс. Живут. Или жили?.. За перекрестком Лайон-стрит и Нью-Лайт-авеню – мой дом. Моя семья».

Брендон хмурится. Сколько прошло лет с его второго рождения? Что с его родными? Жив ли хоть кто-то из тех, кого он любит и помнит? Повинуясь внезапному порыву, Брендон выходит из гостиной и идет к парадной лестнице. Ковровые дорожки на полу чуть приглушают его тяжелые шаги. Он спускается в вестибюль, тянется к дверной ручке… и замечает свое отражение в старинном зеркале на стене.

Из мутного мрака амальгамы, чуть подсвеченного керосиновой лампой в руке Брендона, на него смотрит призрак в лохмотьях. Сквозь прорехи в тряпье тускло поблескивают механические суставы и трубки. Брендон остолбенело изучает худое лицо с заострившимся носом, прямой линией рта, синяками под глазами и обтянутыми кожей скулами. Лицо мертвеца.

«Что я им скажу?..»

Утром Алистер находит Брендона в вестибюле. Тот спит, сидя на нижней ступеньке мраморной лестницы и уткнувшись лицом в механические ладони. На полу перед зеркалом стоит потухшая керосиновая лампа.

– Эй, парень! – Алистер трясет спящего за плечо. – Давай, просыпайся. Что ты тут забыл? Перепугал горничную до слез. «Ах-ах, мистер Алистер, у нас в доме дьявол!»

Алистер раскатисто смеется, Брендон сонно моргает, выдавливает улыбку. Из-за балюстрады на втором этаже на хозяина и гостя с любопытством таращатся слуги. Брендон поднимается и следует за Алистером в его кабинет. Проходя мимо зеркал, он смотрит под ноги.