Я мстительно развернулась к побледневшим королю и Гамадрилу, чтобы по лицам оценить, взаправду ли осталась невинной. Они хмурились, значит, тоже не уверены, что тело сохранило девственность.

– Если ваша дочь нечиста, ее передадут в бордель, а мира между нашими народами отныне не будет.

«Тогда и между нами, прынц, мира не будет», – тут же подумала я, но высказать вслух ничего не успела, поскольку меня, как какой-то мешок с картошкой, закинули поперек лошади. Сам принц вскочил следом и тронул коня ногами. Единственное, что я успела сделать, пока мы не умчались в ночь, так это высвободить руку и с упоением показать своей семейке средний палец. Их вытянувшиеся лица станут для меня приятным воспоминанием на ближайшие дни. Что ни говори, а язык жестов одинаков во всех мирах…

Когда смотрела романтические фильмы про то, как бравый кавалер закидывает девушку на лошадь и уносит в закат, и не предполагала, какой ад – лежать вот так, поперек седла. Буквально через несколько минут я уже ерзала и пыталась выскользнуть.

– Лежи смирно, – важно пробубнили мне через прорези шлема, властно положили свою руку на пятую точку и поправили, сдвинув еще неудобнее.

– А ты посади меня нормально! Все кости уже болят! – не осталась я в долгу, взбрыкнула и попыталась подняться.

– Если в меня стрела полетит, а это вполне может случиться на вашей территории, то тебя пристрелят, а я себя бабой никогда не закрывал! Поэтому лежи тихо и терпи!

Меня снова поправили, правда, в этот раз положили чуть повыше, к себе поближе, помягче, но все равно неудобно. Хотя стрела, пущенная в принца, куда хуже, чем неудобная позиция, поэтому на какое-то время я смирилась.

– А почему ваш отец за мной не приехал, раз уж он с моего обещание брал? – решилась спросить, пытаясь отвлечься от неудобства позы.

Принц усмехнулся и промолчал. Я уж думала, что он не соизволит ответить, как вдруг Кастрюэль заговорил:

– Мой отец… – замялся, словно собирался сказал что-то постыдное и подбирал слова. – Он решил удалиться от дел, передал все дела по управлению королевством мне, а сам переехал в дальнее имение со своими новыми… женами.

Последнее слово принц произнес так, что сразу стало понятно – новоиспеченные мачехи ему не по нраву.

– А ваша мать?

Кастрюэль зло посмотрел на меня и на этот раз не ответил, лишь в глазах промелькнуло что-то такое, что навело на мысль о беде, случившейся с его мамой. Это я как раз могла понять. Изловчилась, вытащила руку, при этом чуть не свалившись с седла, и положила ее на крепко сжатый кулак Кастрюэля. Он дернулся, зыркнул на меня, но руку не убрал, лишь поправил меня другой, при этом не упустив возможности облапать задницу. Дальше мы ехали в молчании. А я думала, хорошо это или плохо, что меня отдали не королю, а принцу. Кто его знает, время покажет…

По дороге, по-видимому уснула. А открыв глаза поутру, обнаружила себя в том же седле, но уже прямосидящей и прислоненной к крепкому мужскому плечу. От эльфа пахло свежим лесом, чем-то хвойным, и я даже не отказала себе в удовольствии чуток прислониться к его шее, вдохнуть поглубже. Кажется, этого маленького «преступления» никто не заметил.

Может, так потихонечку и кайфовала бы дальше, но вот солнечные лучи засветили прямо в глаза, и я, прищурившись посмотрела в сторону. Мы выходили из леса, и перед нами открылась долина. Ахнула и отстранилась от принца. Такой пейзаж можно увидеть только на картинке, и то в сказке. Огромное прозрачное озеро в низине, от которого отходили радуги, а по самой глади стелился туман. Посередине островок с деревом-великаном. Птички и стрекозы летали над ним, а рядом с озером вырастал огромный замок из скалы, и на вершине той скалы прямо из камня произрастало дерево, и невозможно было отделить скалу от дерева и наоборот. От этого исполина росли деревья пониже, и понятно было, что эльфы Черной крови жили и селились не только на деревьях, но в скале, поскольку видно, что в тянувшихся горах многочисленные ходы, в окошках которых даже отсюда виднелись занавески.