— Я могу сама выплатить долг. Возможно, не сразу и не всей суммой, но я найду деньги, — говорю твердо и зло, глядя в глаза Родиона.

Тот молча переводит взор на Алекса, который сильными руками хватает меня и перебрасывает через плечо.

— Какая самостоятельная, — хмыкает Родион и поднимается по лестнице к двери. — Аж зубы сводит.

— Пусти! Сволочи! Мерзавцы!

Почему меня опять схватил Алекс? Что, у Родиона руки отвалятся? Раз уж похитил, то будь добр сам даму волоки в свои берлогу, а не поручай тяжелую работу с вырывающейся, напуганной и неадекватной женщиной другому.

— Хорошо! — рявкаю я в темном холле с высокими потолками. — Я поняла! Сама пойду!

— Поставь ее, — с нескрываемым раздражением отзывается Родион.

Оказавшись на ногах злобно затягиваю под его изучающим взглядом пояс, горделиво тряхнув волосами, и распрямляю плечи. Глупое я, наверное, произвожу впечатление, но я должна сохранить хоть крохи достоинства.

— Мы с тобой не договоримся, да? — уточняю я на всякий случай.

— Ответ положительный. Мне не нужны от тебя деньги.

Последняя фраза была сказана тихо и с подозрительной хрипотцой, будто у Родиона на меня очень гнусные планы, на которые ни одна приличная женщина не согласится. Запахиваю ворот халата под горло и поджимаю губы, но это не производит должного эффекта. Родион смотрит в глаза и молчит.

Ему не надо говорить, чтобы я и так поняла: он хочет меня. Мне кажется, я даже вижу в его зрачках, как он грубо и против воли берет меня на мраморной лестнице, игнорируя крики. Вот настолько у него красноречивый взгляд, от которого учащается сердцебиение и дрожат пальцы.

— И куда мне идти? — сипло спрашиваю я.

— Отведи гостью, — коротко обращается Родион к Алексу и шагает прочь к двойным дверям справа от входа.

Вздрагиваю на лестнице, ступени которой холодят босые ноги. Тишину разрывает громкий и истеричный сигнала. Алекс торопливо отвечает на звонок, застыв в полумраке, и молча кивает, будто собеседник на другом конце видит его.

— У матери его нет, — оглядывается на Родиона, который остановился в дверях, — и она тоже ничего не знает.

Выхватываю телефон под удивленный возглас Алекса и кричу:

— Клавдия Ивановна! Это я!

— Хули ты орешь, припадочная? — шипит в трубке мужской голос. — Я чуть не оглох!

— Клавдия Ивановна! Вы живы? Они вас не тронули?!

Алекс вырывает у меня смартфон, сбрасывает звонок и прячет телефон в карман, сердито глядя мне в лицо. Он не одобряет моей наглости, как и Родион, который, тихо прищелкнув языком, скрывается в темноте дверного проема.

— Не кричи, — шепчет Алек.

— Она жива? — я понижаю голос.

Кивает и продолжает путь. Почему бы Родиону не похитить Клавдию Ивановну? Если Сергей сделал бы выбор, то точно в пользу своей матушки, хотя он и ее тоже кинул. И это так печально. Неужели мой супруг не подумал в момент опасности о родных и близких?

— Да жив он, — отзывается Алекс, заметив, как я украдкой вытираю слезы. — Он из тех, у кого кишка тонка…

— Не смей так говорить о моем муже, — поднимаю взгляд на него. — Он сложный человек, но не мерзавец.

— Боюсь, тебя ждет большое разочарование, — лицо Алекса сминается в презрительную гримасу. — И твой муж не сложный человек, а попросту крыса.

Ведет по коридору, а мне нечего ответить на его обвинения, чтобы их опровергнуть. Только сам Сергей в силах сейчас доказать себе, мне и Родиону, что он мужчина, который ошибся и готов нести за проступок ответственность.

Явись он ко мне и расскажи, что проиграл чужие деньги, то случился бы грандиозный скандал, после которого я, вероятно, села бы рядом и вместе с ним подумала, а как быть дальше. Я бы на время отодвинула в сторону злость, ревность, обиду и желание немедленно уйти, хлопнув дверью, и направила все силы, чтобы его спасти, ведь он мне не чужой человек. Он — моя семья, а я, видимо, для него давно посторонняя женщина.