Принимаю душ, сушу волосы и выхожу в комнату. В очередной раз окидываю взглядом белье, платье и туфли. Нет, я не передумала. Примерю, обязательно презрительно фыркну в отражение и вернусь в мокрый и страшный халат.

Задерживаю дыхание и медленно, смакуя каждую секунду, надеваю невесомые трусики. Именно трусики, а не трусы. Трусы вон валяются у халата, а я стою в трусиках. В тонких, кружевных и прозрачных, как паутинка. Застегиваю бюстгальтер, обуваюсь в туфли на высоких шпильках и замираю у зеркала. Мне нравится та, кого я вижу в отражении. Нагота игриво прикрыта и подчеркивает мою небольшую грудь и плавную линию бедра. А я еще ничего.

— Неплохо, — слышу тихий и одобряющий голос Родиона.

Стоит, привалившись к косяку, и смотрит на меня тяжелым и темным взглядом. Запоздало вскрикиваю, хватаю платье с кровати и прижимаю к груди, отскочив к окну. Явился ко мне в одних спортивных штанах, и пугает широкой мускулистой грудью и напряженными кубиками пресса. Если я с каталога нижнего белья, то Родион сошел со страниц мужского журнала, который рекламирует какую-нибудь качалку со строгим тренером, и этот самый тренер заглянул ко мне в гости.

— Почему ты голый?

— Разве голый? — Родион насмешливо приподнимает бровь.

— Господи! — отворачиваюсь от него, крепко зажмурившись.

— Сзади тоже неплохой вид, — глухо резюмирует он.

Ничего не придумываю лучше, как спрятаться за плотной шторой:

— Уходи.

— Это мой дом, а ты дверь не закрыла. Расценил как приглашение зайти. Я зашел и не пожалел.

— Я закрыла! — выглядываю из-за шторы.

— Если бы закрыла, то я бы не зашел. Логично ведь, Яночка? — Родион неторопливо почесывает грудь, и я забываю, как моргать.

— Хватить себя мацать!

В некоторые моменты, такие, как сейчас, я не думаю над тем, что говорю. Ну и таких моментов раньше и не было, чтобы ко мне в комнату завалился полуголый мужик, которому место не в будуаре приличной пленницы, а в… Я не знаю, где ему место, но точно не в моей жизни.

— Уходи!

— А если не уйду?

Прячусь за шторой и со злым пыхтением, как у ежа, к которому в нору влезла наглая волчья морда, надеваю платье и завожу руки за спину, чтобы одолеть упрямую молнию.

— Тебе помочь? — голос у Родиона насмешливый и вкрадчивый.

— Нет!

— Ах да. Ты же у нас сильная и независимая, — скучающе отзывается Родион.

— Да уж с замком как-нибудь справлюсь!

— Пока все выглядит так, будто тебя там прихватил удар эпилепсии.

Подцепляю пальцами язычок замка, и зубчики молнии приятно шуршат. Оправляю подол и выхожу из-за шторы.

— Да! Сильная! — стучу каблучками к Родиону. — Да! — останавливаюсь перед ним и цежу сквозь зубы. — Независимая!

А затем откидываю волосы за спину и смотрю в его глаза, изо всех сил стараясь не опускать взор на его грудь, живот и прочие непотребства, а очень хочется не только гостя оглядеть, но и коснуться. Пробежаться пальцами по стальным мышцам, уткнуться носом в его могучую шею и вдохнуть полной грудью терпкий запах его тела.

— Ясно, — Родион хмыкает, обходит меня и подхватывает с пола халат и мои трусы.

Вот же бессовестный наглец! Я ведь уверена, что закрывала дверь.

— Не смей! — взвизгиваю я, подскакиваю к нему и львицей вырываю из его пальцев трусы, которые прячу тут же за спиной. — Не трогай!

Пристыженно отступаю на несколько шагов. Готова за свои позорные трусы бороться до последнего. Нос откушу, бороду повыдираю и плечи его широченные расцарапаю, но не отдам.

— Это какие-то особенные и дорогие сердцу трусики? — серьезно спрашивает Родион, перекинув халат через руку.

— Ага, муж на годовщину подарил, — едко отзываюсь я.