И мне нравится то, что получилось. Первый блин не комом, господа присяжные заседатели!

Как была, голышом, Марина помчалась в спальню, и ворвавшись в комнату начала трясти Роба за плечо:

– Вставай! Да вставай ты!

– Что? – парень со стоном повернулся, ложась на бок (он спал ничком, раскинув руки в стороны. – Ты еще хочешь? Ненасытная… заездила!

– Это ты! – выдохнула Марина, не в силах подобрать слова.

– Это я, – открыл один глаз Роб. – А ты ожидала увидеть самого Создателя? Или думала, меня подменили, пока ты ходила в туалет?

– Да нет же! Это ведь ты со мной сделал! – Марина задыхалась от переполнявших ее чувств. Ей одновременно хотелось и врезать чем-нибудь тяжелым по голове этого негодника, и обнять его обеими руками, вцепиться, и не отпускать.

– Что сделал? Ну что ты пристала! – простонал Роб, и снова закрыл глаза. – Ну дай ты мне поспать, неугомонная! Горячая штучка!

– Ты… ты… – Марина захлебнулась словами, не нашлась что сказать, махнула рукой и повернувшись, пошла из спальни прочь. И не видела, как Роб довольно ухмыльнулся, провожая ее взглядом.

– Отлично получилось! Красотка, что надо! – пробормотал он себе под нос на неизвестном Марине языке, и через минуту уже сопел, выводя носом соловьиные рулады. Ну а Марина пошла в свою комнату, где быстро оделась, надев одно из платьев, купленных ей Робом. И это платье стало ей чуть-чуть, но великовато. Грудь стала меньше, бедра уже. А еще – ноги явно были длиннее. Сразу вроде и не видно, но подол приподнялся почти до неприличной высоты.

А прическа?! Откуда у нее взялась такая прическа?! Никто не ходит с такими прическами! Но надо признать – эта прическа ей идет. Красиво!

– Мари! Ты ли это?! – пекарь ахнул, и тут же закричал вглубь пышущей жаром пекарни. – Перилла, иди скорее сюда! Иди, посмотри, какая стала Марина! Да не пожалеешь, иди!

Из коридора вышла измученная, усталая женщина лет пятидесяти на вид. Увидев Марину, замерла, широко раскрыв глаза, издала какой-то непонятный звук (нечто среднее между стоном и смешком), и стояла так секунд десять, видимо не в силах ничего сказать. Затем опомнилась и бросилась к девушке, стала обходить ее по кругу, прицокивая и мотая головой, будто не верила тому, что видит.

– Ой-ей! Вот это да! Ты стала такая молодая! Что случилось?! Нам сказали, у тебя поселился какой-то юноша! Мы так рады за тебя! А прическа какая красивая… А еще, видели твою Анни, бегающей по двору! Нам дети сказали, что она совершенно здорова! Как это понять? Ты давно уже к нам не заходила, как живешь? Чем зарабатываешь на жизнь? Тебя мужчина содержит?

– Тетя Пери, – нахмурилась Марина. – Это мое дело, кто меня содержит. Но чтобы не было никаких разговоров – я теперь торгую на рынке, у моего жильца там лавка редкостей. Зарабатываю золотой в месяц. Очень довольна. Еще он платит мне за жилье. А то, что Анни начала ходить, так это моими молитвами. Я сильно молилась, и Создатель услышал мои молитвы. А теперь, пожалуйста, продайте мне три пирога с мясом, сладких булочек и хлеба. Мне пора идти кормить жильца.

Пекари переглянулись и ничего не сказали. Собрали то, что заказала клиентка, и Марина отправилась восвояси. И только когда она отошла настолько, что уже не могла слышать, жена пекаря задумчиво сказала:

– Это дело нечисто.

– Что тут нечистого? – устало ответил муж. – Девочка влюбилась, помолодела. Что плохого?

– Дурак ты! – фыркнула жена. – Если бы от влюбленности молодели, все женщины только бы и делали, что влюблялись! Над ней лекарь поработал, лекарь-маг. У нее и фигура другая, и лицо – ты видел ее лицо?! Оно свежее, как у девчонки! Морщины пропали! А руки, руки какие?! Розовые, гладкие! И платье на ней висит, она точно похудела. Я видела ее недавно, на рынке, подходить не стала. Она там с рабочими разговаривала – важная такая, и вся светится! Не то что раньше! Ходила, будто в гроб готовилась. А девчонка ее носится, как собака! Пыль столбом! Влюбленность, понимаешь ли!