Вечером в воскресенье Гной сходил на вокзал: провести, как сказал бы Фельдмаршал, рекогносцировку на местности. Стараясь не смотреть по сторонам, Юрик миновал чудовищных зловонных нищих, толстых усатых милиционеров, горы клетчатых баулов и другие вокзальные достопримечательности, сунул в окно кассы сыроватые от потной ладони купюры и пробубнил:

– Один до Москвы на завтра.

Всё, однако, оказалось не так просто: на фирменный поезд «Сибирская берёзка» билеты закончились ещё неделю назад, и в ближайшие несколько недель ситуация улучшиться не грозила: Новый же год, понимать надо. Обильно покрытая бородавками кассирша, всем своим видом выражавшая крайнюю степень презрения ко всем покупателям билетов вообще и к Юрию Черепанову в частности, нехотя процедила:

– Есть плацкарт проходящего Воркута – Владикавказ, стоянка в Москве на Курском две минуты. Отправление в понедельник в 7.41. Паспорт.

Такого развития событий Гной не предвидел: ему было 15, до паспорта ещё год жизни.

– У меня… это… нету…

Кассирша завелась с полоборота, неожиданно обнаружив портретное сходство с директрисой Еленой Георгиевной.

– Ходют тут голову морочают!!! Вас много, а я одна!

Хотя, вообще-то, у кассы было пустынно – ситуация с билетами была неожиданностью только для кибер-витязя.

– Глаза бы твои бесстыжие повылазили! Пошёл вон, милицию сейчас вызову!!

Гной уныло отошёл – милицией ему начали угрожать с завидной регулярностью. Уставился на табло. Покосился на киоск с вывеской «Компьютерные игры» («Спектрумы», ничего интересного). Неожиданно рядом материализовался энергичный вокзальный алкоголик, обдав Гноя сложносочинённым (перегар, моча, пот и множество других ингредиентов) облаком ароматов. Новоприбывший начал говорить, как будто возобновляя только что прерванную беседу:

– …ить оно вот как, писюн, бывает. В космос летали, Семёныч был ого-го, профессор, нет, подымай выше, Семёныч был генерал, вот такие писюны ему честь отдавали, а теперь чо – просрали всё, нету космоса, нету генералов, вишь, писюн…

Гной с неудовольствием понял, что под «писюном» имелся в виду он сам. Собеседник тем временем продолжал монолог:

– …еду по Красной площади, Сталин мне честь отдает, а теперь чо, теперь вот так: ни Сталина, ни советской власти трудящих!

С этими словами Семёныч с чувством харкнул Гною на ботинок. Юрик собирался было молча отступить, но тут беседа приняла интересный оборот. Семёныч неожиданно чётко проговорил вполне деловым голосом:

– Слышь, писюн. На владикавказский я тебя посадить могу. Подойдёшь со мной к Нюрке-проводнице, заплатишь две штуки, все будет чики-пуки.

Неожиданно для себя Гной спросил:

– А не обманете?

Если бы Семёныч начал божиться, клясться Сталиным и рвать на себе засаленный ватник (на рукаве которого было почему-то шариковой ручкой написано AC/DC – с молнией посередине), Гной, наверное, убежал бы, но все получилось по-другому.

– Смари, писюн. Поступим так – шобы ты меня не подвёл, оставь щас в залог тысячу, а завтра Нюрке отдашь ещё одну.

Юрик, пребывавший в состоянии аффекта, никакого логического противоречия не уловил и молча вынул из носка купюру. Семёныч осмотрел её на просвет, одобрительно хлопнул Гноя по плечу и бодро зашагал в направлении палаток с шаурмой и спиртным. На полпути благодетель остановился, посмотрел на Гноя и через весь зал ожидания проорал:

– Завтра в семь чтобы здесь был, писюн! Чики-пуки!

Ночь прошла без сна. Сначала Юрик хотел написать матери записку, чтобы не волновалась, но потом потёр щеку и мстительно решил этого не делать: ничего, скоро увидит его фото в «Мании страны навигаторов»! В обнимку с Анной! В школе ещё тоже о многом пожалеют. О своём незаконченном среднем образовании Гной не беспокоился: в «Мании страны навигаторов» гордились тем, что «институтов не кончали». Главное было – «увидеть жизнь» и быть объективным журналистом, остальное приложится. Кому нужны дурацкие дипломы ВУЗов, где заставляют читать унылую русскую литературу про старух и страдания!..