На глазах у изумлённой публики Гной доковылял до Алины и неожиданно для самого себя взял её за плечи (на самом деле, чтобы не упасть). Петрозаводская оторопела и даже не попыталась вырваться. По лицу Юрки снова мазнул стробоскоп. Соученики потрясённо молчали. Здесь Гной понял, что плачет навзрыд.
– Я… я тебя… как ты могла… носатый…
Алина пришла в себя и начала выдираться; её ярко-алые (сорок минут перед зеркалом!) губы начали было складываться в грязное ругательство, как Гной вдруг совершенно успокоился.
– Прости, – сказал он почти трезвым голосом. Потом оглушительно икнул. Потом его вырвало.
Следующее утро было самым чудовищным в жизни Юрия «Dark Skull» Черепанова aka Тёмный Череп. В голове (особенно в области затылка и над глазами) творилась ядерная война. В рот, казалось, забралось и сдохло какое-то животное вроде крупного хорька. Гной полежал какое-то время с закрытыми глазами, понял, что его начинает крутить, как бельё в стиральной машине (этот эффект знающие Юриковы одноклассники называли «вертолётики») и попытался разлепить веки.
Боль была чудовищной. Казалось, в глазницы забили два раскалённых гвоздя. Юрик взвыл было, но тут же умолк: у изголовья стояла мама, которой, несмотря на субботу, полагалось быть на работе: конец года, квартальный отчёт, Юрик не вникал.
– Сколько время… – простонал похмельный кибер-богатырь.
– Вставай.
Гной начал было выкарабкиваться из-под одеяла, в процессе чего понял, что из одежды на нём только один носок. Мать безжизненным голосом сказала:
– Через десять минут чтобы был готов.
Страдая, Гной привёл себя в минимальный порядок (в ванной выяснилось, что руки у него по локоть в грязи, под глазом расцвёл свежий фингал, а на щеке шариковой ручкой схематично нарисован член) и выполз на кухню.
– Ма… можно чаю…
– Одевайся. Директор вызвала.
Гной думал, что хуже ему уже не станет (умываясь, он вспомнил эпизод с Алиной), но, оказывается, стало, и ещё как.
Ноги по-прежнему заплетались: вообще говоря, он был до сих пор изрядно пьян. Мать держала его за руку – это было бы унизительно, если бы не Юриково текущее состояние. Школа встретила субботней тишиной, и Гной приободрился: может быть, как-то обойдётся. Тем более что нарисованный член удалось растереть до почти полной неузнаваемости!
Из кабинета директрисы доносились странные звуки. Юрик сначала увидел, как мать сжала тонкие губы, и только потом понял: Елена Георгиевна, могущественный директор школы, громко, с театральными подвываниями, рыдает. Мама постучала. Сквозь всхлипы донеслось приглашение войти. Не здороваясь и не обращая внимания на гражданку Неловко, Елена Георгиевна подняла совершенно сухие злые глаза, натужно всхлипнула и прошипела:
– Как ты мог, Черепанов. Такой позор!.. Перед всеми товарищами, перед комиссией из ГорОНО…
Ситуация, если только это было возможно, становилась ещё гаже. Мать попыталась ввернуть реплику:
– Елена Георгиевна, я приму меры…
Директриса явно упивалась моментом. Сделав вид, что не услышала, она воздвиглась за столом во весь свой гренадерский рост и с видимым удовольствием отчеканила:
– Я. Буду. Ставить. Вопрос. Об исключении!!
К звёздам!
Вскоре Гной понял, что всё окончательно рухнуло, уставился на носки своих грязных ботинок и даже как-то успокоился. Вопли директрисы и извинительный бубнёж матери шли ровным фоном («Позор школы!..» – «Растёт без отца…» – «Наплевал на своих товарищей!..» – «Единственный сын…» – «У меня тысяча учеников, и все как дети мне родные, понимаете, гражданка Неловко, как дети!..»); Юрик стал привычно прикидывать, как повёл бы себя кибер-витязь (ничего дельного в терзаемую первым взрослым бодуном голову не приходило) и как бы напустить побольше объективности в обзор Diablo II.