— Акула оттяпала гриву, — он усмехнулся и положил подбородок на высокую столешницу стойки. — Так что с твоим кровом?
— На месте, а вот четыре пары новеньких туфель пришлось выбросить, — встала и топнула ногой, сгребая со спинки кресла пиджак и сумку. — Жду эсэмэску из банка. ЕЁ зовут Зина. Чао! Я в отпуске…
— Стой, Никусь, — Королёв нагло перегородил проход. — А как же наши подарки?
— Ой, оставьте себе, а меня ждут море, солнце, текила и дискотеки до утра, — врала напропалую, тайком наблюдая за лицом Дония.
— Не можем, детка наша любимая, мы больше без тебя ни денёчка не можем прожить, — зашептал Керезь, наваливаясь на стойку. Они переглянулись и одновременно протянули мне ладони, в которых было по ракушке. — Мы привезли тебе обещания…
— Обещания чего, Герман Львович? — я медленно оседала в кресло, прекрасно понимая, что все мои планы на неделю в тишине деревенского уюта и бабулиных пирожков с щавелем начинают полыхать адским пламенем. Три пары разномастных глаз сверкали весельем и чем-то таким странным… загадочным и вовсе не добрым!
— Обещание полного пансиона на три недели, — он заговорщицки подмигнул. — Турция, сентябрь… Пять звёзд, море и всё включено за наш счёт.
— А пока мне нужно побыть пятой женой в гареме вашего знакомого, но очень престарелого султана? — брякнула я, но тут же вскочила, когда вроде бы взрослые мужчины стали хохотать, как дети.
— Не в бровь, а в глаз, — Королёв обнял меня, быстро чмокнул в щёку и приложил раковину к уху. Мысли стали забиваться монотонным тших-тших-тших… И в это мгновение до боли знакомый аромат свежего леса и пряного рома с примесью солнца и горячего песка заполнил лёгкие. Холодная раковина коснулась второго уха. Инстинктивно дёрнулась, пытаясь коснуться его кожи, признаваясь самой себе в полной капитуляции. Это синдром Дония какой-то! Я постоянно ощущаю себя восьмиклашкой с косичками рядом с ним, несу ахинею и трясусь, как чихуахуа. Ладно, хоть слюной не капаю, пусть спасибо скажет.
— Что вам нужно? — прошептала я, пытаясь собрать свои встревоженные мысли в кучу.
— Мне нужна помощница, Сквознячок, — зашептал Лёва, будто случайно касаясь мочки. — Всего на две недели.
— А не пойти ли вам, Лёвушка…
— Фу, как грубо, детка. Пропадёт наш царь зверей, пока Нина в больничке валяется. Не дай погибнуть другу, — подключился Мирон на помощь Лёве.
Не дать погибнуть? Они шутят? Тут два варианта, либо ОН, либо Я!
Открыла глаза, осматривая три пары совершенно серьёзных глаз. Не шутят…
— Три оклада, — подмигнул Лёва. — Ладно… Сдаюсь. Четыре!
— И туфли! Хотя бы две пары… — выпалила я прежде, чем осознала, что только что подписала свой мучительно медленный, но определённо смертный приговор.
— Я бы и на пять согласился, — Лёвка наигранно дружески обнял меня, уложив свою ручищу на плечи. — Собирайся, Никусь, сама хотела быть пятой женой в гареме. Считай, что мечта твоя сбылась.
— Доний, а я вот ещё со школы мечтаю врезать тебе по морде, может, и это воплотим?
— Обязательно, но без свидетелей, — Лева махнул друзьям, забрал мои ракушки, бросил их в свой карман и потащил к выходу. — Идём, Сквознячок, тебе у меня понравится.
— Только вернуть не забудь потом! — крикнул вслед Герман Львович, на что Лёва рассмеялся.
Ой, мамочки… Ой, мамочки!!!!
Что происходит? Зачем я согласилась?
Знала, что затея дурацкая, бредовая и чревата последствиями, от которых волосы на голове зашевелятся, но продолжала идти следом, рассматривая моего нового Босса. Белая рубашка сидела на его идеальном плечевом треугольнике как влитая. Выгоревшие пряди волос отливали южным солнцем и золотым песком, ладонь вспыхнула от зудящего желания зарыться в них, вдохнуть и вновь утонуть в его опьяняюще соблазняющей свежести. Не чувствовала ног, брела, как завороженная, испепеляя его затылок пристальным взглядом.