— Доний…Доний… — алкоголь делал свое дело, я ощущала внутри какую-то бурлящую смелость и непреодолимое желание высказать ему всё, что о нём думаю. — Ты упустил своё счастье ещё на школьной дискотеке, где прилюдно предпочел мне Светку Лазаревскую.

— Кого? — Лёва нахмурился, будто рылся в библиотеке своей памяти, но там уж давно все пылью поросло, потому что картотека его пассий за эти годы стала больше, чем архив НКВД. — Она хоть красивая была?

— А это уже неважно, — мы как раз подъехали к моему подъезду, поэтому я с облегчением надела босоножки и хотела забрать с заднего сиденья сумку, когда буквально впечаталась в его губы… Сухая теплая мужская ладонь легла на лицо, он большим пальцем обласкал кожу, прижавшись губами. Не шевелился, не пытался углубить поцелуй, просто так и сидел, закрыв глаза.

Внезапные картинки закружилась в моем мозгу, а по телу заструился ручеёк раскаленной лавы. Щеки вспыхнули, сердце заколотилось, а уже знакомое бесконтрольное бурление стало биться внизу живота электрическими разрядами. Внутри будто пазл складывался из ощущений, что током пробивали меня и вчера, и сейчас. Я, как оголённый провод, телепалась в луже, отчаянно прося помощи или просто глоток свежего воздуха, чтобы мозг включить, потому что пробки мои явно повыбивало. Меня будто перезагрузило, и вспышки воспоминаний стали метаться в мозгу бестолковыми обрывками комикса.

— Сука! — зашипела я, вспоминая и те постыдные конкурсы на сцене клуба, и его наглую моську, высунувшуюся из моего платья, и горячие губы, что, не стесняясь невольных зрителей, истязали грудь! Недолго думая, я вновь саданула его по щеке и выскочила из машины.

Слезы ручьем побежали из глаз то ли от обиды, то ли от ощущения несправедливости. Подъездная дверь открылась, выпуская соседа со сворой собак на поводке, а я и рада была, желая скрыться из виду как можно скорее. Вбежала по лестнице, кинулась к родной двери и только тогда осознала, что сумку оставила на «месте преступления».

Обида, боль, разочарование и жалость к самой себе захлестнули меня волной, я скатилась по холодной стене прямо на пол, заочно извиняясь перед дорогим костюмом. Зарыдала от бессилия. Меня будто в ловушку поймали, подразнивая ароматным кусочком сыра. Рыдала, как ненормальная, решительно не желая возвращаться к нему.

— Может, всё же к врачу? — тихий голос разорвал тишину лестничной площадки. Я распахнула глаза, уставившись на Лёвку, размахивающего связкой ключей от квартиры и моей сумочкой. — Вставай, простудишься.

Он не стал дожидаться членораздельного ответа и подхватил меня, прижав к себе, пока второй рукой открывал дверь.

Ну почему со мной все это происходит? Где я нагрешила? Почему все сразу должно свалиться на мою голову? Нельзя ли порциями выдавать тот позор, что припасен для меня? Ау! Я ещё планирую лет пятьдесят прожить, может, на старость немного оставить?

— Какого хера? — Лёва заорал и стал отчаянно шарить ладонью по стене. — Мать твою, Ника, где у тебя тут свет врубается?

Но лучше бы он этого не делал…

Иногда лучше не знать. Не видеть…

Как только свет вспыхнул, я сползла по стене, наблюдая, как с потолка свисает огромная «сиська» натяжного потолка, а по дорогущим обоям хлещет вода прямо на новенький паркет, который уже и не видно было, лишь мои туфли, что я примеряла перед выходом и не стала убирать обратно в стеллаж, сиротливо плавали каблуками вверх. Им не хватало только пиратского флага, как знамение, что моя милая квартирка, доставшаяся от бабушки, захвачена.

— Сидеть! — Лёва сбросил меня на пуфик, вручил сумку и стал метаться по квартире, осматривая масштаб бедствия. Кричал что-то в телефон, сыпал хлёстким матом, а потом и вовсе выскочил на площадку.