Я нахожу его карие глаза и широко улыбаюсь.

– Один из лучших дней моей жизни.

Поверить не могу, что совсем недавно испытывала совершенно иные чувства, мысли. Что могу сказать, подсунуть дерьмо Трэвису (хоть он и заслуживает), как оргазм. Всепоглощающе. Сладко. Приятно. Меня буквально захватывает буря эмоций от того, что придумала фантазия. Я скучаю по опасности, а Трэвис единственный, кто может дать подобное чувство, где балансируешь между жизнью и смертью.

– Минуту назад ты была другой.

Я жму плечами.

– Месть приятная штука. Он подгадил мне – я отвечу взаимностью. Трэвис очень любит свою машину. Очень – это преуменьшение.

– Он может подать иск, если разукрасишь её баллончиком.

– Не подаст, и разукрасить её баллончиком было бы слишком предсказуемо. Сегодня его ждёт насыщенный беспрерывным сексом вечер.

Митч коротко улыбается.

– За что, Одри?

Этот вопрос стирает улыбку с моего лица, а сладкое предвкушение сменяется горечью.

– Он портит мне жизнь, – всё, что могу ответить.

– Не потеряйся в этом.

– У меня всё под контролем.

И это самая большая в мире ложь.

Контроль очень далёк, когда дело касается меня, Трэва и нашей обоюдной войны.

Ещё некоторое время гуляю с Митчем, стараясь абстрагироваться от мыслей о Трэве. Это как вспышки камер: щелчок – перед глазами Митч, щелчок – перед глазами Трэвис. В конце концов, всё превращается в знак бесконечности, из которого пытаюсь найти выход.

Мы возвращаемся к кампусу, и я с досадой провожаю взглядом его машину, намереваясь наведаться в ближайший секс-шоп.

По пути возвращается гнев. Теперь ещё злюсь на себя, от чего раздражение поднимается на новый уровень.

Во-первых, я хочу смыть с губ Трэвиса.

Во-вторых, с шеи.

В-третьих, из головы.

Мне нужно как можно больше мыла, а лучше щелочь, чтобы разъело.

Сложно поверить, что когда-то было трудно держать удар, но со временем всё стало намного проще. Жестокость, равнодушие, холод – всё это аукнулось. Головокружительно разнести эго Трэва на части. Клянусь, иногда кажется, что слетаю с катушек.

– Мне нужно очень много игрушечных членов, – ровным тоном произношу я. – Все, что у вас есть.

Парень за кассой ударяется о полку и хватается за голову, растирая затылок. Его глаза находят меня и ошарашено пялятся.

– Много. Гребаных. Игрушечных. Членов.

– Ч-что? – запинается он.

Я тычу пальцем в сторону витрины, где небольшие гениталии в виде липучек, брелков, мыла и прочей дребедени. Не знаю, какой сумасшедший будет клеить их куда-то, но у меня есть идейка.

Уже через несколько минут получаю желаемое. Пакетик с сюрпризами скрывается в сумке и скоро станет фантастическим подарком для одного мудака.

Выкуси, Кросс, если думаешь, что я осталась обязанной. Я верну должок в иной форме. Ты будешь пищать от восторга.

Асфальт едва ли не трескается под подошвой ботинок. Весь гнев сгустился и готов вырваться наружу. Мне плевать, что за это может быть, какие наказания и последствия. Именно в данную секунду я ненавижу вселенную за то, что башка Трэвиса не является футбольным мячом, который можно пинать от души до границы с Мексикой.

Я возвращаюсь к университету после шопинга в ближайшем секс-шопе, и нахожу спортивную Камаро на парковке.

Оттенок мокрого асфальта переливается, отражая голубое небо и мрачность её владельца. Трэв готов мыть её языком, и сегодня он в прямом смысле оближет мужские гениталии.

Бросаю сумку на землю и рву пакет с маленькими резиновыми игрушками.

– Это моя благодарность, Кросс! – цежу себе под нос.

Я слышу смешки за спиной и улыбаюсь, как Чеширский кот, который нагадил в тапки, с особым энтузиазмом расклеивая сюрпризы.