– Он не упырь, – проговорил я. – Ты ошибаешься.

Думитру только ухмыльнулся, услышав мой дрогнувший голос.

– Выгораживаешь своего папашу? Я не знаю, что он делает с людьми, но после этого они умирают. Пусть мне никто не верит. Пусть полиция замяла это дело. Я найду способ выяснить правду. Докажу, что твой отец убивает людей. Я знаю это, понял?! Так же прекрасно, как и то, что ты точь-в-точь как он. И когда твоего папашу посадят, тебя будет ждать такая же участь, потому что ты не человек. Ясно тебе? Ясно?

Я молчал, мне хотелось лишь одного: его ударить. Сильно. Больно. Прямо в лицо – сломать нос, рассечь губы!

До этого Думитру никогда не показывал гнева, теперь он орал как ненормальный. Проявилась его истинная сущность: он казался одержимым и при слове «упырь» трясся, словно внутри брыкался бес.

Но он ошибался. Отец не убивал людей. Их, находящихся на грани жизни и смерти, он… спасал.

Рискуя собой каждый раз. Именно это было правдой. В которую ни один человек не верил. Не верил никогда. К отцу обращались только безнадежно больные, которым больше никто не сумел бы помочь. И они обязывались хранить секрет о том, что знахарь их пытался спасти, – ведь это удавалось не всегда, и зачастую люди умирали у него на руках. Но они и так умерли бы! Потом отец уходил в лес и несколько дней не возвращался. Всякий раз корил себя за то, что не сумел помочь. Однако если Смерть положила на кого-то руку – переубедить ее почти невозможно…

Если же он спасал – то целый месяц улыбался.

Только вот люди чувствовали, что отец связан со смертью, – и боялись.

Я знал, что отец – хороший человек, так же ясно, как и то, что никто из города в это не верил. Так же ясно, как и то, что этот одержимый Думитру никогда в жизни не поймет правды. Что бы я ни сказал. Как бы ни объяснял.

Люди верят в то, во что хотят верить.

– Ты – ненормальный, понял? Кивни, урод! Сейчас же кивни!

Меня сильно толкнули в затылок. Я невольно наклонил голову, и в следующее мгновение меня ударили под колени, от чего я упал на землю.

– Вот так! Стой на коленях перед человеком, упырь!

От этой несправедливости внутри вновь полыхнул гнев, хотелось взорваться, кинуться на мучителя и разбить ухмыляющуюся рожу в кровь. Но я был связан. Думитру склонился и задышал на меня. И тут, сам не ожидая от себя, в одну секунду я собрал во рту слюну и кровь и плюнул Думитру в лицо.

Ребята ахнули и выпучили глаза, а он лишь тупо смотрел на меня, ничего не понимая. Но секунду спустя он резко побледнел, отшатнулся и утерся рукавом.

– Мразь, – тихо сказал Думитру.

Я думал, он накинется на меня и изобьет. Не оставит живого места или сломает шею. Но Думитру этого не сделал. Он просто стоял и смотрел, словно чего-то ждал. Затем отошел на пару шагов, подобрал железную палку и сунул ее в костер. Он держал ее довольно долго, вороша в самом сердце костра. И вытащил, только когда увидел, что ее кончик стал красным. Внутри моего живота что-то свернулось от недоброго предчувствия.

Мне стало страшно.

– Ты не просто стукач, – медленно проговорил Думитру, подходя ко мне. – Ты – сын колдуна. Об этом должны знать все. Все люди в Изворе и не только в нем. Тебя будут узнавать. Поверь. Я об этом позабочусь.

Он поднял железный прут, и я увидел его красный кончик. Кто-то спаял полосы, наложив одну на другую, и приделал к концу длинной палки. Крест.

– Держите ему голову!

Поняв, что сейчас будет, я рванулся как сумасшедший. «Бежать, бежать, бежать!» – стучало в голове, но вырваться я не мог. Меня цепко держали руки мальчишек, и отовсюду слышалось довольное и злобное улюлюканье, противный смех и оскорбления, крики, вопли. Я зажмурил глаза и дернулся в последний раз. Внезапно кто-то закричал, намного громче остальных. Я не сразу понял, что крик этот принадлежит мне.