Я посмотрел ему в глаза.

– Вы меня слышали, – отрезал я и сел.

После того как обнаружилось, что Присцилла Идз скрывается не где-нибудь, а наверху, в южной комнате, Вульф разыграл перед Перри Хелмаром один из лучших своих спектаклей. Требовалось побыстрее выпроводить Хелмара, но так, чтобы он не раздумал прибегать к нашим услугам, и при этом не связать себя обязательством. Вульф прервал переговоры, объявив, что откладывает решение до утра, а если надумает взяться за дело, я позвоню Хелмару в контору в десять утра, чтобы узнать дополнительные подробности. Хелмар, естественно, взорвался. Он жаждал немедленных действий.

– Что бы вы подумали обо мне, – стоял на своем Вульф, – если бы я согласился на ваше предложение и начал работать по делу, основываясь исключительно на представленной вами здесь и сейчас информации?

– Что бы я подумал? Да ведь именно этого я и хочу!

– Конечно же нет, – возразил Вульф. – Ведь в таком случае вы бы наняли олуха. Я никогда не видел вас прежде. Возможно, вы и впрямь Перри Хелмар, а может – Эрик Хэй. Я вынужден опираться только на ваши слова. Все рассказанное вами может быть правдой, а может и не быть. Я предпочел бы, чтобы мистер Гудвин встретился с вами в вашей конторе, чтобы он заглянул в квартиру вашей подопечной и переговорил с ее горничной. Я способен на энергичные действия, но от безрассудных меня увольте. А если вам нужен детектив, который хватается за любую работу по просьбе первого встречного, мистер Гудвин назовет вам кое-какие имена и адреса.

Хелмар – вот ведь упрямец – принялся выдвигать контраргументы и предложения. Почему бы нам не позвонить Ричарду Э. Уильямсону? Тот подтвердит его личность и засвидетельствует чистоту намерений. Зачем откладывать до завтра визит на квартиру его подопечной и разговор с горничной?

На это Вульф возразил, что до утра без меня ему никак не обойтись, ибо мы совместно решаем некую важную проблему. Чем скорее Хелмар покинет нас и позволит вернуться к ее обсуждению, тем лучше.

Наконец адвокат удалился. Убрал фотографии в портфель и сунул его под мышку, а в прихожей позволил мне снять его шляпу с вешалки и открыть перед ним дверь.

Я направился назад в кабинет, однако стоило мне занести ногу над порогом, как Вульф рявкнул:

– Веди ее сюда!

Я замер.

– Понял. Мне ее проинформировать?

– Нет. Веди сюда.

Я помедлил, подбирая слова.

– Как вам известно, она моя. Это я занялся ею и запер наверху, чтобы вас разыграть. Спроси я у вас разрешения, вы бы попросту ее выгнали. Вы велели мне отдать ей бабки и избавиться от нее. Она моя. После того, что сообщил Хелмар, вы, скорее всего, вцепитесь в нее мертвой хваткой. И я оставляю за собой право, если – и когда – сочту уместным, подняться, взять ее багаж, проводить ее до двери и выпустить.

Он явственно хихикнул. Такое с ним бывает нечасто, и за все годы работы на него мне так и не удалось как-то классифицировать это хихиканье. Оно могло означать что угодно, начиная от злорадства и заканчивая признанием, что ситуацией владею я. Несколько секунд я сверлил его взглядом, ожидая объяснений, однако объясняться он не пожелал.

Я развернулся, прошел к лестнице, поднялся на два марша, вставил ключ в замочную скважину, повернул его и, назвавшись, постучал. В ответ последовало приглашение войти. Я распахнул дверь и вступил в комнату.

Она явно чувствовала себя как дома. Одна постель была разобрана. Покрывало с нее, аккуратно свернутое, лежало на другой кровати. Девушка сидела за столом возле окна и при свете настольной лампы возилась с ногтями. Она была в синем пеньюаре, босая и теперь выглядела миниатюрнее и моложе, чем в персиковом платье.