Холодок пробежал по всему телу, девушку передернуло. Каждый волосок на теле поднялся, словно антенна, пытающаяся уловить опасность. Эмберли оглянулась, хотя точно знала, что комната заперта и кроме нее здесь никого нет.

Позвонить в полицию? Рассказать обо всем? И распрощаться со своими мечтами об учебе, о будущем подальше от этой беспросветности, этой комнаты, этого мрачного городишка? Нет уж, увольте!

Эмберли глубоко вздохнула. Как там учила мисс Хетчет на каком-то проходном тренинге? «Вы не должны брать на себя ответственность за чужие проступки. Пусть отвечает тот, кто виновен на самом деле». Не Эмберли разработала эту игру. Она лишь ввязалась в нее по глупости. Значит, надо просто отказаться, написать все, что думает о разработчике, и непременно пригрозить полицией.

Войдя в свой почтовый ящик, девушка внимательно проглядела письма. Нужное никак не находилось. Видимо, оно пришло раньше, чем ей запомнилось. Эмберли открыла предыдущую страницу списка, но письма и там не было.

Она проглядела входящие раза три, мысленно уговаривая себя, что просто пропустила. Ведь ни у кого, кроме нее, доступа к ее е-мейлу нет, а само удалиться письмо не могло. Тогда в чем же дело? Разработчик взломал ее ящик? Или вообще был у нее дома, копался в компьютере, просматривал вкладки?

Девушка еще раз оглянулась. Казалось, что из каждого угла на нее смотрят невидимые глаза. Паранойя заволокла сознание грозовой тучей. Мозги лихорадочно соображали: что можно сделать, чтобы выйти на разработчика? Крякнуть игру? Но у Эмберли слишком мало данных. Тем более здесь ее цель не получить больше бонусов, а доходчиво объяснить этому помешанному, что главный преступник – он сам. Остается только один способ, проигнорировать который разработчик не сможет!

Зайдя на сайт игры, Эмберли почувствовала, что дрожит. Зубы отбивали дробь, едва ли не в такт забористой мелодии, и она поспешила выключить звук. Ей было плевать, если честно, кого сегодня будут судить, – целью служило лишь диалоговое окно. Но когда обвинитель вывел подсудимую, Эмберли невольно присмотрелась.

Девушка показалась знакомой, память услужливо предоставила недавнюю ситуацию в каком-то магазине. Эмберли вспомнила, что сегодняшняя обвиняемая сидела за кассой – вероятно, работала продавщицей. И что? Обсчитала кого-то? Нагрубила? Теперь рубите ей голову! Вешайте! Каждый, независимо от обстоятельств, имеет право на жизнь, и не наше дело его судить. Тем более в игре!

Эмберли подогревала свою злость и решимость написать разработчику все, что она о нем думает. Да кто он такой? Возомнил себя божеством? Высшим судией? Она испытывала такое напряжение, словно не могла дождаться автобуса, как тогда, в детстве, когда одна стояла на остановке, а с другого конца улицы на нее надвигалась свора бродячих собак.

Едва заметив всплывшее диалоговое окно, Эмберли принялась строчить. Но не приговор на этот раз. Отказ дальше участвовать в преступлении. Потому что устраивать самосуд – это тоже преступление. Одно дело – выносить приговор боту, набору пикселей, нулей и единиц, совсем другое – живому человеку.

Нажав на «enter», она почти равнодушно проследила, как сворачивается диалоговое окно, как обвинитель уводит девушку-кассиршу, как адвокат, будто заметив обращенный на него взгляд, подходит ближе… ближе… ближе… и вонзает свой колкий и едкий взгляд прямо в Эмберли.

– У него синие глаза, – отметила она в полголоса неожиданно для себя.

Зачем ей было это нужно? Что оно давало? Такой цвет глаз – совсем не редкость, и далеко не факт, что внешность этого персонажа тоже взята из реальной жизни.