– Может, громче сделать? – спросил связанного и, не дожидаясь ответа, подошел и добавил громкость.

Теперь частые ритмичные удары зазвучали сильнее.

– Что это? – спросил Ник.

– Запись сердечного ритма, – не оборачиваясь, ответил Иван Львович.

Тем временем парень перешел из «комнатного» монитора в «кухонный». Достал из холодильника колбасу, нарезал хлеба, сделал себе кофе. Вел он себя совершенно спокойно, как хозяин. Только время от времени посматривал на свои часы.

Мужчина в комнате раскачивал кресло-качалку. Должно быть, пытался освободиться, но ничего у него не получалось.

– Кофе есть? – спросил Иван Львович, следя за «кухонным» монитором.

Парень за пультом наклонился и подал полковнику термос. Тот налил себе, выпил. Потом снова налил в пластмассовую чашечку-крышку и протянул Нику.

Их взгляды встретились, и Иван Львович, кивнув на «кухонный» монитор, спросил: – Ну как тебе кино?

Ник пожал плечами. Он на самом деле мало что понимал в увиденном.

– Ты за парнем наблюдай, – сказал полковник. – Сергей Владимирович Сахно. Тридцать три года. Интересный тип. С биографией. Тоже бывший офицер, сапер. Комиссовался, когда его беременная подруга погибла. Психика неустойчивая. Ему подбросили виновного в смерти подруги. Вот тебе и кино.

– А что это за кассета, которую он в магнитофон вставил?

– Запись сердца ребенка в утробе матери. Сейчас такое делают. Мода. Фотографии с помощью ультразвука, запись ритма сердца… В мое время у родившегося ребенка отрезали клочок волос и хранили в конверте на память, а теперь с новой техникой каждый сходит с ума по-своему! Стоп!

Иван Львович, сам себя остановив, уставился в «кухонный» монитор.

Сергей Сахно – теперь Ник уже знал, как зовут этого парня, – посмотрел в очередной раз на часы и, оставив недоеденный бутерброд на столе, заспешил, засобирался. Быстро заглянул в комнату. Улыбнулся, увидев качающегося в кресле пленника. Подошел к музыкальному центру и врубил кассету на полную громкость. После этого вышел в коридор и, еще раз посмотрев на себя в зеркало, направился к входной двери.

Нику вдруг все стало более-менее понятно. Понятно было и то, что под креслом-качалкой Сергей Сахно оставил взрывное устройство с часовым механизмом.

– Мину успеют обезвредить? – напряженно спросил он, обернувшись к полковнику.

– Зачем? – удивился тот.

– Как зачем? Он же погибнет! – Ник кивнул на «комнатный» монитор.

– Да, – кивнул полковник. – Погибнет. Потому что нас здесь нет, понимаешь? Мы ничего этого не видели. С другой стороны дома стоит другая машина с оборудованием посильнее – это они за всем следят, все контролируют и дают всему произойти. А мы только подсматриваем. Мы уже свое подсмотрели, и пора отдыхать.

Иван Львович кивнул парню за пультом. Мониторы потухли. Шум, шипение и ритмические удары исчезли. Стало непривычно тихо, и тишина эта вошла в диссонанс с внутренним напряжением Ника.

Завелся мотор. Ник почувствовал, как микроавтобус медленно поехал, развернулся, куда-то повернул еще раз, остановился.

– Пошли! – приказал полковник, открывая заднюю дверь.

Перед ними стоял темно-синий БМВ. Как только они пересели туда – микроавтобус уехал.

Мимо проносились спящие дома большого города. Светофоры мигали желтым светом, давая ночному транспорту полную свободу и не беря на себя никакой ответственности за предоставление этой свободы.

Ник сидел в подавленном состоянии. В голове звучала запись частых ударов сердца неродившегося ребенка. Перед глазами связанный пленник раскачивал кресло-качалку, пытаясь, по всей видимости, перевернуться.