Даже если я хочу злиться на него, часть меня все еще скучает по дружбе с ним.

Следуя за ним к машине, я вспоминаю один из множества случаев, когда Джастин приходил мне на помощь. Я только что отпраздновала пятнадцатый день рождения и была на первом своем свидании – без ведома родителей. Гейб был второкурсником, а я училась на первом курсе. У него была своя машина, и я считала его самым крутым, самым горячим парнем в школе. Он даже близко не мог сравниться с Джастином, но поскольку Джастин тогда еще не заметил, что я повзрослела, приходилось обходиться тем, что есть. Мы с Гейбом пошли на вечеринку, и, к несчастью для меня, он стал пить. Чем дольше тянулась ночь, тем сильнее росло мое беспокойство. Я знала, что не смогу потом сесть с ним в машину, а это значило, что у меня не было вариантов добраться домой. Поскольку я боялась звонить Оуэну, то поступила иначе. Я позвонила Джастину, и он примчался через пятнадцать минут, вытащил Гейба наружу и выбил из него все дерьмо. Он был так зол и одновременно так мил со мной. Я помню, как дрожали его пальцы, когда он застегивал мой ремень безопасности.

Сморгнув воспоминание, я сажусь рядом с ним в черный внедорожник. Перед тем как закрылась дверь, его взгляд встречается с моим, и я клянусь, это тот же взгляд, которым он смотрел на меня в ту ночь, когда мы занимались сексом.

Но тут дверь захлопывается, и он обходит машину со своей стороны.

– Пристегнись. – Тон у него нейтральный, но немного настороженный, и у меня такое чувство, будто он чем-то расстроен.

Джастин выезжает на дорогу, и между нами повисает молчание. Напряженное и неловкое. Такого не было никогда. Господи, ну почему я согласилась поехать с ним? О, да потому, что я пьяна и теряю самоконтроль, когда дело доходит до Джастина, мать его, Брэди.

– Поговори со мной, Эл, – наконец говорит он, крепче сжимая руль.

– О чем ты хочешь поговорить? – Я стараюсь сохранять ровный тон, но ужасно боюсь того, что я точно знаю, о чем он хочет разговаривать.

– Просто… разве мы не должны прояснить все?

– В смысле? – Я недоуменно моргаю.

Он должен произнести это вслух. Хватит с меня предположений. Я предполагала той ночью, что он влюблен в меня, но, очевидно, предполагала неверно. И я не повторю этой ошибки.

– Ну, не знаю. Как насчет того раза, когда ты проснулась в моей постели голая?

Его глубокий голос бьет меня прямо в грудь.

– Если тебе есть что сказать, давай. – Мой тон тверд, как чувства, месяцами погребенные, а теперь – всплывающие на поверхность.

Он притормаживает на светофоре и поворачивает налево, ничего не ответив.

Ну, мать его, идеально.

– Все нормально, Джастин. Мы не обязаны ни о чем говорить.

Я откидываю голову на подголовник и закрываю глаза, тогда как сердце нервно бухает в груди.

Что ж, это интересный поворот событий. Мой текущий статус? Рядом со мной в кабине темного внедорожника сидит пьяная Элиза, и мы через весь город едем к ее квартире.

Откинувшись на подголовник, она шумно вдыхает и выдыхает.

– Тут пахнет тобой.

Я смотрю растерянно.

– Хм… моя спортивная сумка лежит сзади, так что я полагаю, это не комплимент. – Хоккейная сбруя пахнет хуже всего на свете, и я уже готов принести извинения, но она качает головой.

– Нет. Тут пахнет твоим одеколоном. Hermиs Woods, верно?

Я киваю. Откуда, мать ее, она знает марку моего одеколона?

Я крепче сжимаю руль.

Элиза смотрит в окно, задумавшись, тогда как я сосредоточен на том, чтобы не разбить машину. Это кажется нереальным – находиться с ней рядом после стольких месяцев, и слова Оуэна предупредительно звенят у меня в голове.