– Я вижу, милорд, – сквозь зубы процедила Эйнсли.

– Возможно, это было не очень благородно, как говорите вы, англичане, – на аккуратном английском пробормотал граф.

– В игры играют для того, чтобы выигрывать, – отрезал Кэмерон. – И мы шотландцы.

Граф посмотрел в сторону подлеска, куда улетел шар, потом перевел взгляд на свои начищенные ботинки.

– Я принесу ваш шар, синьора, – без особого энтузиазма предложил он.

– Нет-нет, я сама найду его, – заторопилась Эйнсли, сообразив, что, если граф отправится на поиски шара, она останется с Кэмероном наедине. – Одну минутку.

И прежде чем граф сумел хотя бы для вида возразить ей, побежала к подлеску. От нее не ускользнуло ни облегчение, промелькнувшее по его лицу, – не придется лазить по кустам в чистом костюме, – ни медленная улыбка Кэмерона.

Под деревьями было свежо, повсюду вязкая грязь. Эйнсли пришлось углубиться ярдов на десять в лес, прежде чем под развесистым кустом она заметила полосатый шар. Она ткнула молотком в куст и попыталась выкатить оттуда шар.

– Позвольте мне, – оказался рядом Кэмерон. Ни извинений, ни объяснений. Его длинная рука с молотком сунулась в куст, и через несколько секунд он выкатил шар Эйнсли в грязь.

– Спасибо. – Эйнсли принялась тихонько постукивать по шару, чтобы выкатить его на поле: ей не хотелось брать в руки облепленный грязью шар, но на пути у нее встал лорд Кэмерон. Деревья, словно стена, отгораживали их от площадки, они были здесь совсем одни.

– Почему вы застегнуты на все пуговицы? – Взгляд Кэмерона пробежал по пуговицам лифа в форме ягод ежевики. На ней было серое платье, отделанное темно-серым кантом вдоль небольшой баски на талии и по юбке, жесткий стоячий воротник, украшенный небольшим черным кружевом. Это платье убедила ее купить Изабелла, и Эйнсли считала его очень элегантным.

– Вчера вечером вы были готовы полностью обнажиться, – сказал Кэмерон. – Лиф вашего платья был вот здесь, – показал он рукояткой молотка в дюйме от ее груди.

– Низкие вырезы – для вечера, закрытые – для утренних нарядов. – Эйнсли закашлялась.

Она пыталась объяснить Изабелле, что бальное платье слишком открытое.

– Так и должно быть, дорогая, – ответила та. – Я не позволю своей любимой подруге выглядеть как старомодная экономка.

– Вам оно не подходит, – продолжал Кэмерон.

– Я не виновата, лорд Кэмерон. Мода такая.

– Расстегните это. – Кэмерон поддел верхнюю пуговицу пальцем в перчатке.

– Что? – подпрыгнула Эйнсли.

– Расстегните свое чертово платье.

– Зачем? – сдавленно спросила она.

– Потому что я этого хочу. – Лицо Кэмерона озарила улыбка, медленная и сумасбродная, а голос стал звучать тише. Опаснее. – Скажите мне, миссис Дуглас, сколько пуговиц вы расстегнете для меня?

Невозможно, чтобы это происходило с ней. Лорд Кэмерон Маккензи не мог стоять перед Эйнсли и просить, чтобы она расстегнула перед ним свой лиф. Здесь, среди деревьев, всего в нескольких шагах от сливок европейского общества, играющих в крокет на зеленой лужайке герцога Килморгана.

– Так сколько? – повторил Кэмерон.

«Все до единой», – подумала Эйнсли. Ей хотелось рвануть застежку, опуститься в грязь, и пусть совершенно новое платье будет испорчено.

– Три, – хрипло произнесла она.

– Пятнадцать. – В глазах Кэмерона промелькнуло что-то хулиганское.

– Пятнадцать? – Пуговицы плотно прилегали друг к другу, но если расстегнуть пятнадцать штук, она окажется обнажена до середины корсета. – Четыре.

– Двенадцать.

– Пять, – возразила Эйнсли. – Это самое большее, на что вы можете рассчитывать, ведь мне придется снова застегивать их, перед тем как мы вернемся к игре.