Последняя дверь в конце коридора вела в комнату неразлучных братьев. Они не расставались почти никогда, и один из них мгновенно возникал, если надо было прикрыть задницу другого.

Членам специального отряда во время совещания показали фото братьев. Но это было лишнее: их и так все хорошо знали. Морды как у вьючных животных, взгляд холодный и жадный. На этих мордах читалась постоянная готовность запугать или вообще уничтожить конкурентов деяниями неслыханной жестокости.

Боевое задание могло вмиг стать ловушкой, ибо теоретически за закрытыми дверями все спали, но в любой момент эти двери могли открыться, и всю группу перестреляли бы, как кроликов.

Штурмовики перевели дыхание и обменялись знаками. Тишина стояла мертвая. Они так же бесшумно пробежали вдоль коридора и собрались возле последней двери. Слева первая шестерка, опустившись на колени, затаилась за пуленепробиваемыми щитами. Справа вторая шестерка нацелила на дверь пневматический таран. Остальные, подняв оружие, ринулись к двери под прикрытием с тыла.

Командир группы подал знак, и дверь снесли с петель.

– Гражданская гвардия! Гражданская гвардия! – оглушительно кричали штурмовики, врываясь в квартиру и перебудив весь дом. Из дверей голышом или в кальсонах повыскакивали люди. За мужчинами – сонные женщины и дети. Это к лучшему. Дети – хорошая новость. По крайней мере, ни в кого не надо будет стрелять.

Под оглушительную брань и оскорбления жен братьев Лозано вытащили прямо из постелей с шелковым бельем. В изголовье одной из кроватей висела картина три на два метра, на которой красовался бенгальский тигр в джунглях. Его блестящая шерсть была выписана с фотографической точностью, как и окружавшая зверя листва. Вид у животного был спокойный, могущественный и благородный. Не то что у самих Лозано и их свиты. Зеркала в золоченых рамах отражали возникший хаос, повсюду слышались крики.

– Да что вам, черт побери, от меня нужно? – орал Нано Лозано, послушно давая себя арестовать: ему вовсе не хотелось, чтобы ему переломали руки.

– Привет, Нано, – сказала Лусия, когда его вывели из квартиры.

– О, надо же! – отозвался тот, словно был рад ее видеть. – Воительница собственной персоной! С чего это меня удостоили чести и нанесли столь ранний визит?

По нему не было видно, чтобы он забеспокоился. В распоряжении братьев была целая армия адвокатов, и им уже не раз удавалось выскользнуть из рук полицейских – руки у тех были коротковаты.

Лусия собралась что-то ответить, но тут не то у нее, не то рядом раздалась вибрация телефона. Она обшарила одежду, ощупала поношенные джинсы. В отличие от бойцов группы захвата, которые носили пуленепробиваемые жилеты поверх зеленых комбинезонов, ее более тонкий жилет умещался под свитером.

Сначала ей показалось, что завибрировала рация, но потом она поняла, что это мобильник, поставленный на режим вибрации.

– Герреро слушает, – сказала она.

– Лейтенант, вам надлежит явиться тотчас же.

Утро вторника

Было еще холодно, но солнце уже начинало пригревать, когда Лусия припарковалась у здания Гражданской гвардии в Трес-Кантос, квартале на северо-западе Мадрида, выстроенном пятьдесят лет назад. В свете яркого осеннего солнца мрачные очертания домов обрели почти веселый вид.

Зайдя внутрь здания, она сориентировалась. В Трес-Кантос располагалась единственная в окрестностях Мадрида казарма[16] с камерами для задержанных. Их было около пятидесяти, все снабжены металлическими дверями с глазками, и в них было налажено безотрывное наблюдение за задержанными.