Десятого июля, в мой день рождения, была обычная съемочная смена. Я принес в сумке водку и нехитрую закусь – словом, проставился. Но и Илья пришел с портфелем, где оказались водка и колбаса.
– А ты-то чего? – спросил я.
– У меня день рождения!
– Так и у меня тоже!
Илюша серьезно посмотрел на меня:
– Покажи паспорт.
Взял его и, как милиционер, долго изучал, глядя то на меня, то в документ. Он сверил даты, и тут выяснилось, что мы родились не просто в один день, а с разницей ровно в десять лет. Я – в 1957 году, он – в 1947-м.
– Ой, да ты еще и одессит! – воскликнул Илья. – А я из Кишинёва.
Расстояние между нашими городами – всего-то сто восемьдесят километров. Поморгал Илюша на меня своим тиком, и что-то у него с тех пор в голове отложилось. Про нас.
«Ну как это может быть, чтобы в один день? Это что-то да значит», – все время повторял Лёлик.
После окончания съемок «Анекдотов» мы стали встречаться, ходить друг к другу в гости. Илюша ездил в составе квартета по России, отсутствовал в Питере по две-три недели, привозил кучу всякого барахла и для себя, и на продажу. И мне тоже перепадало. В одном областном центре их повели на промтоварную базу, в другом – открыли доступ к загашникам универмага, в третьем – познакомили с завскладом… Поскольку у меня была машина, я встречал Илью и помогал перевозить нажитое непосильным трудом добро: от люстр до бензопил. То, что не влезало в машину (например, мотоцикл), помогал выгрузить.
В нашей стране в свободной продаже в ту пору не было ничего, любой товар считался дефицитом. Лёлик часто брал меня «в ночное», куда отправлялся за бензином к приятелям, работавшим на заправке: «Юрик, поехали!» И из четырех канистр две отдавал мне. Илюша делился связями, возил знакомиться к директорам магазинов и универмагов. Он поддерживал меня в то время.
Новый 1990 год мы встречали тесной компанией: Сережа из «четверки», я и Илюха. Все с женами. Собирались у Олейниковых. Последний дом на окраине Питера, дальше города нет. Двухкомнатная квартирка на тринадцатом этаже. В одной клетушке жил маленький Денис, в другой – Илюша и Ира. Комната Дениса одновременно служила библиотекой и гостиной. Стены, оклеенные темными обоями, Илюша собственноручно разукрасил от пола до потолка. Он всегда говорил, что не умеет рисовать, но в действительности делал это неплохо. Если присобачить к его абстракциям фамилию какого-нибудь маститого художника, думаю, творчество Лёлика прокатило бы. Еще у него было невероятное количество картин. Он привозил их отовсюду, руководствуясь при покупке интуицией и собственным вкусом.
Коллекция подобралась весьма причудливая, но стилистически единая: светлые, добрые и трогательные картины с деформированными, смешными, несчастными, странными людьми.
В их окружении мы и встречали Новый год. Выпив шампанского, стали валять дурака, предварительно распределив роли: я был Владиславом Стржельчиком, Серебрянский – Урмасом Оттом, а Илюша – Владимиром Молчановым. Два сверхпопулярных в то время интервьюера атаковали моего Стржельчика. Что мы творили! Это было невероятно скабрезно, пошло и очень смешно. Мы даже втроем залезли в ванну!
Женщины снимали наше безобразие на видео. Олейниковы накануне приобрели свою первую камеру «Хитачи» с огромными кассетами. Первого января Илюша проснулся и тут же сел отсматривать снятое, даже не съев, вопреки обыкновению, ни крошки любимого лакомства. Он всегда начинал новый день с зажаривания над открытым огнем наколотого на вилку куска хлеба. Доводил «деликатес» до состояния антрацита и со смаком сжирал его.