– Ну? – голос Алинэ прозвучал требовательно. – Или тебе что-то нужно объяснять?
Олен закрыл глаза, попытался успокоить бешено заколотившееся сердце. Ощутил, как прохладные и чуть влажные ладони коснулись руки, почувствовал дыхание на щеке.
– Нет, – сказал он. – Я не могу.
– Почему? – Как ни странно, но гнева не было в голосе жрицы, только безмерное удивление.
– Нет. – Под закрытыми веками встало, возникло лицо Саттии – изящное, чуть насмешливое, такое красивое. Как наяву услышал ее голос. – У меня… есть девушка, и я не могу… изменить ей.
Говорить было так же тяжело, как ворочать мельничные жернова.
Да, пусть они никогда больше не увидятся, пусть он сгинет в Вейхорне или падет в войне с Харуготом…
– Да? – Алинэ отодвинулась. – Что ж, дело твое.
– Я не хотел тебя обидеть, – торопливо сказал Олен. – Но пойми, изменяя своей любви, изменяешь в первую очередь себе… Жалко, что Юрьян сейчас спит, он бы точно отыскал нужные слова.
– Ничего, я тебя поняла.
Прошуршала ткань, и он рискнул открыть глаза.
Жрица сидела на краю ложа и с любопытством его рассматривала. Мантия вновь скрывала ее фигуру, глаза пылали, волосы казались пламенным нимбом, окружавшим лицо.
– Ты очень странный, – задумчиво проговорила она. – Девять из десяти мужчин любого народа Вейхорна упали бы мне в объятия не задумываясь, и познали бы изысканное наслаждение… Оставшийся десятый – дурак, извращенец или бессильный, но ты не из них.
Рендалл отвел взгляд, мрачно подумал, что, если она начнет спрашивать, кто он такой и откуда, придется врать. А он так и не научился делать это, да и не особенно пытался.
– Ты отличаешься ото всех… что-то в тебе есть… – Жрица задумалась, закусила розовую губку. – И вот что чудно – ты говоришь на нашем языке так, словно знаешь его с самого детства.
В комнате было тепло, но в спину Олену потянуло морозом. Как он мог упустить такое? Если наречие сиаи он начал понимать на второй день, то язык барги, пусть даже похожий, но другой, постиг мгновенно, без каких либо усилий. И воспринял это очень спокойно, даже не обратил внимания. Хотя тогда ему просто не дали сосредоточиться как следует…
Но что же такое с ним происходит? Откуда взялась эта способность? Или кто-то наделил ею последнего отпрыска династии безарионских императоров? Но кто и чем за нее придется расплачиваться?
– Ладно, спокойной ночи. – Алинэ встала плавным, текучим движением, свеча мигнула и погасла. – Спокойной ночи. И прошу тебя об одном – не считай, что ты находишься среди врагов…
Скрипнули половицы, и что-то зашуршало, словно качнулся ковер, за которым укрыта потайная дверь.
– О нет… – Олен вздрогнул, ощутил, что весь покрыт холодным потом. – Если не среди врагов, то среди кого?
Лег и уснул мгновенно, едва затылок коснулся подушки.
Проснулся с головой тяжелой, словно таристерский шлем из свинца. Привычным движением проверил, на месте ли Сердце Пламени, затем нащупал рядом ледяной меч и только потом открыл глаза.
– Съешь меня крабы, неужели утро? – донесся до отвращения бодрый голос Юрьяна. – И что нас ждет сегодня?
– Надеюсь, что не очередной пир. Они, честно говоря, надоели.
– Эх, не годишься ты в скальды, – заявил Шустрый. – У нас вся жизнь на пирах, в честь какого бонда или князя, по поводу свадьбы или смерти, удачного похода или праздника начала зимы. Мы нужны, только когда приходится веселиться или плакать, на обычные трапезы нас не зовут…
Взвизгнула скрипнувшая дверь, и он замолчал. Олен поднял голову и обнаружил, что в комнату заглянул Пароти.
– Проснулись ли, дорогие гости? – осведомился жрец, улыбаясь от уха до уха. – Тогда добро пожаловать на омовение. Просторный бассейн наполнен свежайшей водой, опытнейшие банщицы ожидают…