Закари мгновенно осознал свою ошибку, быстро спрятал оружие и встал по стойке смирно.

– Леди Ма́ргарет?! Что вы делаете здесь? – проговорил растерянно.

– Кто ты? Что за кретин? – выступила из темноты прекрасная герцогиня, глаза ее метали молнии.

– Закари Вентер, комендант замка, ваша светлость.

– Вы считаете, комендант, что я должна отчитываться перед вами в своих деяниях? – уже не так сердито поинтересовалась герцогиня.

– Ни в коем случае, ваша светлость, – отвечал он, глядя себе под ноги.

– И что это вы тут устроили? Будьте любезны объясниться.

– Прошу простить меня, госпожа. Наш повар, Гвидо, просил меня поймать вора. Я совсем не ожидал застать здесь вас.

Большою бочку окружали несколько бочонков для сидения. Совершенно успокоившись, герцогиня присела на один из них.

– Я слышала о вашем подвиге. Вы храбрец и печетесь об имуществе своего сюзерена. Я не сержусь на вас. Будем считать произошедшее здесь забавным недоразумением.

– Благодарю, ваша светлость. Но я бы не стал называть бегство подвигом.

– Не скажите. В результате ваших действий были спасены очень серьезные средства.

– Полагаю, это такая мелочь для самого богатого герцогства королевства.

– Не скромничайте. Десятина от валового дохода за три месяца – очень серьезные деньги для нашей казны, уверяю вас.

Он молча склонил голову.

– Садитесь и вы, – попросила она, – возьмите на полке кубок для себя. Составьте мне компанию, поболтаем.

– Смею ли я досаждать вам своим присутствием?

– Не заставляйте меня повторять.

Закари повиновался. Взял кубок и кувшин взамен разбитого.

– Какое вино вы желаете?

– Альбрукское, конечно. Нет в мире лозы лучше, чем в виноградниках моего батюшки. Он был страстный энофил2. Налейте из этой бочки, – она указала на самую потемневшую от времени. – Это вино он поставил бродить в самый год моего рождения.

Крепкое вино мгновенно впиталось в кровь и разлилось приятным теплом по телу.

– По нраву ли вам вино, сэр рыцарь? – лучезарно улыбнулась герцогиня.

– Оно превосходно! Этого года еще пробовать мне не доводилось… Истинная амброзия, ваша светлость.

– Но будьте осторожны, это вино укрепляет сердце, но омрачает рассудок, – и, как будто в подтверждение своих слов, попросила: – Напомните, как ваше имя?

– Закари, госпожа.

– Там гроза еще не кончилась? – здесь, в подвале, грома слышно не было.

– Нет. Но она удаляется, и, если верить старым костям нашего конюха, завтра будет ведро.

– Тогда давайте выпьем за хорошую погоду, – предложила она.

И осушив свой кубок до дна, вытерла губы рукавом домашнего балахона.

Немного помолчали.

– Когда я рассказывала вам об увлечении батюшки виноделием, назвала его энофилом. Вы сделали вид, что знаете это слово?

– Я, видите ли, сам своего рода энофил.

– Любопытно… – она в первый раз посмотрела прямо на него.

Он хотел выдержать взгляд, но опомнился и отвел глаза в сторону.

– Позвольте спросить, а почему вы здесь? Разве не удобнее было бы энофили́ровать в покоях наверху?

Она улыбнулась выдуманному им глаголу.

– Я боюсь грозы.

– То есть у вас грозофо́бия, ваша светлость?

– Бронтофобия будет вернее именовать этот недуг.

– То есть можно сказать, что бронтофобия, отягощенная энофили́ей, завели вас в это место и время?

– Если вы намерены возобновить допрос, господин комендант, то на этот раз я отвечу. Да. Это именно так, – она покаянно склонила голову. – Когда мне было восемь, разразилась гроза. В открытое окно кухни влетел огненный шар. Я находилась в главной башне. Здание тряхнуло так, что моя любимая фарфоровая кукла выпала у меня из рук и у нее откололась голова. Потом оказалось, что убило кота и покалечило кухарку. Но более всего мне было жаль куклу… С тех пор я боюсь грозы и спасаюсь от этого страха вином.