Дэни не знала, даже не подозревала об этом.

– Тогда он должен получить их. Ему незачем их красть. Нужно было только попросить. Он мой брат… и мой истинный король.

– Да, он ваш брат, – согласился сир Джорах.

– Вы не понимаете, сир, – сказала она. – Мать моя умерла, давая мне жизнь, а отец и мой брат Рэйгар погибли еще до того. Я не знала бы даже их имен, если бы рядом не было Визериса, чтобы рассказать мне. Он – единственный, кто остался. Единственный. Кроме него, у меня никого нет.

– Так было прежде, – сказал сир Джорах, – но теперь это не так, кхалиси. Вы теперь стали дотракийкой. В чреве вашем едет жеребец, который покроет весь мир. – Он поднял чашу, и раб наполнил ее перебродившим кобыльим молоком, кислым и полным комков.

Дэни отмахнулась. Даже от запаха ее затошнило, и она не хотела рисковать, не хотела расставаться с кусками конского сердца, которое с таким трудом заставила себя съесть.

– Что это значит? – спросила она. – Что это за жеребец? Все кричат мне эти слова, но я не понимаю их смысла.

– Жеребец – это кхал кхалов, предсказанный в древнем пророчестве, дитя. Он объединит дотракийцев в единый кхаласар и приведет их на край земли, так было обещано. Все люди мира будут его табуном.

– Ой, – сказала Дэни тоненьким голосом. Рука ее разгладила платье на округлившемся животе. – Я назвала его Рэйго…

– От этого имени кровь в жилах узурпатора застынет.

Вдруг Дореа потянула ее за локоть.

– Моя госпожа, – настойчиво шепнула служанка, – ваш брат…

Дэни поглядела в дальний конец длинного, лишенного крыши зала и заметила брата, который направлялся к ней. По его походке она сразу поняла, что Визерис отыскал свое вино… и нечто похожее на отвагу.

На Визерисе были алые шелка, грязные и запачканные в дороге. Плащ и перчатки из черного бархата выцвели на солнце. Пересохшие сапоги его потрескались, серебристые волосы свалялись и спутались. Когда он проходил мимо, дотракийцы смотрели на его меч, и Дэни услышала их проклятия и угрозы, гневный ропот приливом охватывал ее. Умолкла и музыка, и притих нервный, оступающийся рокот барабанов.

Сердце ее сжалось от страха.

– Ступайте к нему, – приказала она сиру Джораху. – Остановите его. Приведите сюда. Скажите ему, что он может забрать драконьи яйца, если этого он хочет.

Рыцарь быстро поднялся.

– Где моя сестра? – крикнул Визерис, язык его заплетался от вина. – Я пришел на ее пир. Как вы посмели сесть за трапезу без меня? Никто не приступает к еде прежде короля. Где она? Эта шлюха не может укрыться от дракона!

Он остановился возле самого большого из трех очагов, вглядываясь в лица дотракийцев. В зале собралось тысяч пять человек, но лишь горстка из них знала общий язык. Но даже если слова его оставались непонятными, достаточно было взглянуть на Визериса, чтобы понять, что он пьян.

Сир Джорах торопливо подошел к нему, что-то шепнул на ухо и взял за руку, но Визерис вырвался.

– Убери свои руки! Никто не смеет прикасаться к дракону без его разрешения!

Дэни тревожно посмотрела вверх на высокую скамью. Кхал Дрого что-то говорил кхалам, сидевшим возле него. Кхал Джоммо ухмылялся, а кхал Ого уже громко хохотал.

Смех заставил Визериса поднять глаза.

– Кхал Дрого, – сказал он заплетающимся языком, голос его прозвучал почти вежливо, – я прибыл на пир! – Он отшатнулся от сира Джораха, пытаясь подняться к трем кхалам на высокой скамье.

Кхал Дрого поднялся, выплюнул дюжину слов на дотракийском быстрее, чем Дэни могла понять его, и указал пальцем.

– Кхал Дрого говорит, что место ваше не на высокой скамье, – перевел сир Джорах ее брату. – Кхал Дрого говорит, что место ваше там.