У меня от этой картины предательски защипало в глазах и запершило в горле, а Прохор едва слышно прошептал:

– Наверное, сын…

– Наверное.

Закончив перевязку третьего номера, я помог тому встать и выбраться из ячейки, стараясь не глядеть в сторону сломленного горем армянина, потерявшего наверняка близкого родственника… Но тут к нашему окопу приблизился полковник Букретов:

– Ну что, господин прапорщик, вы по-прежнему уверены в том, что пулеметные точки необходимо было выносить вперед?

Меня неприятно покоробил въедливый и, как показалось, осуждающий тон командира:

– Ваше… высокоблагородие. Предложенная мной огневая схема была оправданна, но из-за очень плохой видимости враг сумел подобраться практически вплотную – и в большом числе. Вследствие чего мог вести ответный, а главное, прицельный винтовочный огонь. Что такое сто, сто пятьдесят метров для подготовленного стрелка? Тем более что мы не успели как следует подготовить ячейку, чтобы поставить пулемет на колеса – и своевременно закатывать его внутрь, не страшась при этом огня противника. И даже не притрагивались к сооружению запасной позиции… Наконец, мы не получили гранат, то есть ручных бомб Рдутловского. А ведь они есть на складах в Сарыкамыше! Вот, солдат Прохор Зарянов использовал их в бою – и выиграл расчету время, позволив мне еще один раз прижать турок.

Букретов вроде бы согласно покивал, после чего коротко, без эмоций подытожил:

– В строю осталось пять пулеметов. Но вы правы, господин прапорщик, дистанция для эффективного огня из-за метели была сильно ограничена… – После короткой паузы он добавил: – Ваш «максим» и еще два получили повреждения, их придется спускать вниз вместе с ранеными, обратно поднимать патроны… И ручные бомбы. Про имеющиеся на складах бомбы Рдутловского я не знал, слишком много внимания и времени пришлось уделить развертыванию батареи.

Замолчав, но не спеша покидать нашу позицию, полковник пристально посмотрел на дно ячейки, где помимо старого армянина и двух наших павших остались лежать и тела убитых османов. Несколько секунд спустя командир протянул с каким-то непонятным мне выражением:

– Лихо вы схватились с османами. Честно сказать, и не думал, что сумеете уцелеть. Молодцы, выжили… Вот только куда теперь убирать… тела?

Не совсем понимая Николая Андриановича, я внимательно посмотрел на полковника, пытаясь понять, чего он хочет. И только спустя какое-то время до меня дошло, что наш старший офицер, своими решительными действиями организовавший оборону перед самым турецким прорывом и так уверенно действовавший в бою, сейчас сам находится в легком таком шоке и прострации по одной простой причине. Похоже, подобные схватки для него в новинку – и до сего дня Букретову еще не доводилось встречаться со смертью в бою.

– Наших павших лучше убрать к подъему, господин полковник, а ночью мы постараемся спустить их вниз. Что касается османов… Да просто чуть вперед их протащить. Нам все равно, сильные морозы, снег, инфекций не должно быть никаких. А вот туркам их павшие будут уже в роли преграды, невольно навевающей черные мысли о собственном будущем.

Про то, как жутко будет в первый раз ночевать в окопах, впереди которых останутся лежать сваленные пластами мертвецы (особенно, если кого-то из них ты сам убил в бою!), вот об этом я решил промолчать. Зато своевременно вспомнил про ночевку, о которой действительно стоит призадуматься:

– Господин полковник, нам ведь помимо боеприпасов нужно будет поднять к ночи и теплую одежду, обувь и любые перчатки или рукавицы. Пойдет что угодно – бурки, шинели, бекеши, полушубки, валенки – особенно валенки! Да и вообще все, что угодно – хоть лапник на снег постелить. Ведь оставлять перевал на ночь будет не слишком разумно, турки его тут же займут. Но ночевать здесь без максимума теплых вещей…