Может, плюнуть на все – да развернуться и тикать? Попрошу Прохора встать к пулемету – и этот решительный малый успеет дать еще пару очередей, прижимая османов к земле! Пока я под прикрытием его огня и парового облака благополучно доползу до армян…

Мысль со всех сторон удачная, но вот что-то помешало мне воплотить в жизнь этот «стопроцентный» замысел. Что-то такое в душе, что не позволило развернуться и бежать, бросив как бы и «ненастоящих» товарищей… Вот же предательская игра, выполненная настолько реалистично, что невозможно понять, живые рядом со мной люди или нет!

Если это все еще игра…

Как бы то ни было, пару мгновений форы я безнадежно и бессмысленно истратил на душевные метания. Залегшие турки вновь начали стрелять – и стрелять довольно метко и густо именно по пулемету! От греха подальше пригнувшись, спустя мгновение я замер от суеверного ужаса и истово перекрестился: в прицельную планку пулемета ударила пуля! Пуля, угодившая точно в прорезь щитка… Да еще пару раз лязгнул пробитый кожух, после чего пальба со стороны противника как-то разом стихла. Но уже несколько секунд спустя я разобрал топот множества ног – и одновременно с тем раздались истошные крики армянских дружинников, да зачастили выстрелы именно с их стороны!

– К бою!!!

Я выпрямился, в который раз хватаясь за ручки затыльника, подняв большим пальцем левой предохранитель, а правой надавив на гашетку! Но отбив короткую очередь, «максим» осекся: видимо, в перегретом стволе заклинило-таки гильзу…

А поднявшиеся в атаку турки приблизились к пулеметной ячейке едва ли не на двадцать шагов.

Ближний ко мне осман вскинул до боли знакомую винтовку «маузер-98» к плечу, и при виде ее я как можно быстрее нырнул на дно окопа. Вдогонку грохнул выстрел, пуля свистнула над головой; в ответ жидким залпом огрызнулись обе «мосинки» моих бойцов. Рванув из кобуры заранее проверенный и снаряженный пулями наган, я рухнул на бруствер рядом с заклинившим пулеметом, положив рукоять револьвера на ладонь левой руки. Офицерская самовзводная модель нагана с довольно-таки тугим спуском грохнула шесть раз, посылая пули в бегущих именно к нашей ячейке турок… Промахнулся я только единожды – и только потому, что враг успел прыгнуть на землю!

А между тем на позиции армянских дружинников раздался воодушевленный клич, который тут же поддержали множество ратников – так, что я даже сумел его разобрать:

– Мартаэравер!!!

И вслед за ним, чуть поодаль уже грянуло родное, русское:

– В штыки!!!

Как видно, ободренный этим криком, привстал для очередного, более точного выстрела Василий, но тут же упал на дно окопа с пронзительным криком, выронив винтовку да зажимая прострелянное плечо… Последний, седьмой, патрон я выпустил в побежавшего вперед турка, только что ранившего моего второго номера, после чего бросил револьвер рядом с «мастеровым», заодно швырнув ему и горсть патронов от нагана, до того покоящихся в карманах шаровар. Догадается зарядить или нет – не знаю. Но предупредить солдата, чтобы тот заряжал револьвер и готовился к бою, я уже не успел – над самым краем ячейки показался первый осман, вскинувший винтовку для стрельбы! А Прохор, как назло, как раз привалился к стенке окопа, перезаряжая «мосинку»…

– Н-н-а-а-а!

За миг до того, как дуло турецкого «маузера» плюнуло огнем и свинцом, я рванул из ножен офицерскую шашку, успев размашисто ударить ей по стволу винтовки – и обратным движением возил острие клинка в живот врага! Его пуля ушла куда-то вправо – а сам осман только дернулся, выпучив глаза… И тут же справа раздался отчаянный крик Прохора: