Спрашиваю медбрата Яшу:

– Кто делал операцию?

– Доктор Грайф.

– Не верю! Давайте заключим пари!

– Давайте. Своей Саше поверите?

– Саше поверю.

Яша приводит мою дочь.

Яша:

– Ну, что, Йосиф, заключаем пари?

Я:

– Да. Саша, скажи честно, кто делал операцию?

Саша:

– Доктор Грайф, папа. Ты мне веришь?

Я:

– Да… Бандиты. Бандиты. Делали операцию.

Яша:

– Они, может, и бандиты, но зовут их Доктор Грайф и доктор Моерер! Так что, я выиграл!

А я, тем не менее, ясно видел эту странную бандитскую больницу с огромным количеством переходов, лестниц, висячих садов, водоемов. Мелькали знакомые лица. Вот узнал Илью Моерера и его ассистентку Алену. Удивился и спросил:

– Что вы здесь делаете, как сюда попали?

Он ответил вопросом на вопрос:

– А где вы находитесь?

– В больнице.

– Так значит, все нормально?

– Что же тут нормального? Почему вы здесь? В Россию прилетели?

– Мы в Тель-Авиве.

– Хватит врать. Кто делал операцию?

– Доктор Грайф.

– Вы обманываете. Не верю!

– Давайте позовем медсестру. Она подтвердит, что мы в Израиле!

– Ах, вы тоже с ними? Так и думал, что вы с этими бандитами заодно!

Я кричал, что мы всех посадим! Требовал, чтобы Оля позвонила какому-то министру. Это продолжалось еще несколько дней после выхода из комы. Окончательно я пришел в себя только через две недели после операции.

Но оказалось, что больничные приключения мои отнюдь не закончились.

Шов никак не заживал. Боль не проходила, но казалось, что так должно быть. Израильская медицина настаивает на скорейшем выходе пациента из состояния неподвижности. Поэтому, как только я выбрался из комы, мне было велено гулять – сначала на ходунках по коридору, потом на коляске вокруг больницы, и, наконец, своими ногами. Буквально накануне отлета в Москву пошел в кафе, выпил пива, съел мороженое. Почувствовал, что боль усилилась, вскоре став нестерпимой, несмотря на обезболивание. Еле дотащился до палаты. Было около 11 вечера. Решил все-таки пожаловаться медсестре.

Она осмотрела шов и побледнела:

– Только не пугайтесь. Но у вас кишки наружу.

Я ей как-то сразу поверил, хотя, к счастью, сам увидеть свои кишки не мог из-за фиксирующей перевязки, лишавшей мое тело подвижности.

В ожидании Грайфа, который по ее звонку тут же выехал в больницу, медсестра стала поливать живот физраствором, объяснив (они ведь все свои действия объясняют), что «нужно лить все время, иначе кишки высохнут».

Зашли люди в официальных костюмах – я уже как опытный пациент знал: принесли на подпись бумаги – согласие на наркоз и операцию. Появился Грайф, веселый и игривый:

– Печеночка ваша по мне соскучилась – вот мы сейчас с ней встретимся.

На этот раз я увидел операционную, которую во время прошлой операции разглядеть не успел. Космический корабль: аппаратура, сенсоры, камеры, мониторы, шланги, особенный свет, на врачах скафандры и шлемы со стеклянным забралом и жуткий холод. Много людей. Атмосфера запуска спутника. За пределами операционной, кстати, установлено табло мониторинга. Таким образом, родственники могут следить за всеми этапами операции в режиме он лайн. Меня положили на стол – металлическая доска шириной сантиметров 50, с которой я свешивался всеми сторонами тела. На уровне рук перекладина. Распяли, зафиксировав кисти ремнями. Спасибо, что не гвоздями. Последнее, что помню:

– Что чувствуете?

– Очень холодно.

– Сейчас согреем.

Открыл глаза на следующий день в реанимации.

На этот раз все прошло без осложнений, без комы, без брейгелевских морд, без Иркутского СТД, без Максаковой и даже без пива.

Когда уже после второй операции снова стал выходить на улицу, кто-то вдруг сказал: вот профессор Моше Инбар. Тот самый, к которому я приехал полгода назад и с которым так и не встретился. И я увидел со спины курившего человека. Потом он прошел мимо, не взглянув в мою сторону.