Возле берега, привязав лодку у причала, я помог выбраться рыбаку. Он ещё оставался слаб: раны хоть и затянулись, но кровопотеря большая. Идти оказалось недалеко: деревушка находилась почти на берегу моря. Небогатая хижина рыбака, как и моя, располагалась почти на окраине деревни. Заборы здесь не принято ставить, так что я довёл его до порога дома. Опираясь на моё плечо, он приоткрыл дверь и приглашающе махнул рукой. Пригнув голову, я заглянул внутрь и увидел всё небогатое убранство его дома: небольшой очаг, сложенный из камней, в котором сухо потрескивал огонь, глиняные кружки, и чашки, стоящие прямо на полу, и дочку рыбака, накрытую кучей тряпья возле очага. Я даже успел удивиться: какой странный ребёнок! Нет, чтоб кинуться к отцу, встретить его на пороге, а она лежит возле очага, как столетний дед, греющий кости. Потом я увидел, как отец, бережно взяв её на руки, прижал к себе. Тоненькие ножки, как сухие сучья, бессильно висели, почти касаясь земли.

– Что с ней? – спросил я, стараясь скрыть свой стыд за недобрые мысли. Отец бережно обтирал тело дочери влажной тряпкой, и ответил не сразу.

– На колючую медузу наступила. В тот день была сильная буря. На берег иногда выносит немало полезного. Дети как раз играли или помогали взрослым, когда моя девочка наступила на эту пакость. Её совсем не было видно. Я находился с ней рядом, в пяти шагах, но не успел ничего сделать. Медуза лежала уже мёртвой, но всё равно смогла ужалить, когда моя девочка наступила на неё. Я до сих пор помню, как она бежит ко мне, а потом ноги подламываются, и она падает, чтобы больше никогда не встать.

– А где её мать?

– Погибла четыре года назад. Она была лучшей ныряльщицей за светящимся жемчугом. Моя Сэлла могла дольше всех задерживать воздух на глубине и нырять глубже всех. Тогда были хорошие времена. У нас с ней имелась большая лодка, хороший парус. У меня – хорошее копье, и я мог защищать свою любимую от морских хищников, пока она искала на дне жемчужины. Мы с ней побывали почти везде, на всех островах Солёной гряды. Заплывали даже к Сломанным клыкам, к скалам возле Тёмных утёсов. А какие мы добывали жемчужины! Не чета тому мусору, что ты нашёл! – он брезгливо махнул рукой на три серебристые раковины, висевшие в сетке на моём поясе. – Потом у нас родилась Найла. И она плавала среди островов на нашей лодке, – рассказывая об этом, он даже улыбался, вспоминая то хорошее, что было в его жизни. – Но мы стали слишком самоуверенными, думали, что удача всегда останется с нами. Я отговаривал её в тот день выходить в море. Мы искали жемчуг на Харегайне, а он очень близок к Тёмным водам. Прошедшая буря принесла холодные воды, которые любят твари Хозяина глубин, и мы рисковали нарваться на них. Но моя Сэлла настояла… Незадолго до этого мы нашли редкое место, всё усеянное раковинами жемчужниц и боялись, что кто-то соберёт их раньше нас. Хорошо, что дочь оставили на берегу. Их было восемь, Изменённых. Здоровые, сильные, с оружием, да ещё и скат, тварь, которая может оглушать на расстоянии…

Он замолчал. Слова были не нужны. И так всё понятно.

– Когда я очнулся, тело Сэллы так и не нашёл. Нашу лодку потопили Изменённые. Так мы и остались вдвоём с Найлой. И даже её я не смог уберечь!

Он заплакал, а девочка, лежавшая рядом, молча смотрела на отца и пыталась его утешить, гладя по руке.

Вздохнув, я отогнал грустные мысли. Сначала девочка.

– Тай, мне нужна твоя помощь. Какие-нибудь рекомендации по поводу излечения ребёнка есть?

Симбионт, странный прощальный дар Юмари, был со мной уже больше года, и только в последние месяцы начал приносить пользу. Я уже думал, что эта странная штука, переданная мне старым вождём, так и не заработает, пока внезапно не проснулся посреди ночи от голоса, говорившего в моей голове: