Дорогой друг,
я взял на себя смелость написать Вам, чтобы выразить свое восхищение и поздравить с заслуженным успехом «Тайн Барселоны», печатавшихся в нынешнем сезоне на страницах «Голоса индустрии». Как читателю и ценителю хорошей литературы, мне доставило большое удовольствие услышать новый голос, исполненный таланта, юности и обещания. Поэтому позвольте мне в знак признательности за приятные часы, проведенные за чтением Ваших новелл, пригласить Вас сегодня в двенадцать ночи в «Грезу Раваля» и преподнести небольшой сюрприз. Надеюсь, он Вас не разочарует. Вас будут ждать.
С уважением, А.К.
Видаль, ознакомившись с текстом поверх моего плеча, вскинул брови, очень удивленный.
– Интересно, – пробормотал он.
– Что интересного? – спросил я. – Что там такое в «Грезе»?
Видаль достал папиросу из платинового портсигара.
– Донья Кармен не разрешает курить в пансионе, – поспешил предупредить я.
– С какой стати? Табачный дым заглушает вонь клоаки?
Видаль прикурил папиросу и затянулся с особым удовольствием, как будто все запретное доставляло ему двойное наслаждение.
– Ты был близко знаком хотя бы с одной женщиной, Давид?
– Ну конечно. Со многими.
– В библейском смысле, я имею в виду.
– На мессе?
– Нет, в постели.
– О!
– Итак?
Не вызывало сомнений, что рассказ о моих подвигах едва ли способен произвести впечатление на такого человека, как Видаль. До сих пор мои отроческие похождения и увлечения отличались скромностью и не поражали оригинальностью. Едва ли пылкие объятия, нежные взгляды и вороватые поцелуи в полумраке подъездов и кинозалов могли претендовать на снисходительное внимание мастера, посвященного в тайны искусства и науки альковных игр Графского города.
– А при чем тут это? – взбунтовался я.
Видаль напустил на себя профессорский вид и разразился одной из своих лекций:
– Во времена моей юности считалось вещью вполне естественной, во всяком случае, для молодых людей моего круга, принимать посвящение на любовном ристалище от руки профессионалки. Когда я достиг примерно твоего возраста, отец, который был и до сих пор остается постоянным гостем самых изысканных заведений в городе, привел меня в клуб под названием «Греза». Он находился в двух шагах от жуткого дворца, который наш почтенный граф Гуэль поручил построить Гауди[9] по соседству с бульваром Рамбла[10]. Не говори, что ты ни разу не слышал о нем.
– О графе или о публичном доме?
– Очень остроумно. «Греза» имела репутацию элегантного заведения для избранной клиентуры со своими правилами. Правда, я полагал, что она закрылась много лет назад, но, по-видимому, дела обстоят иначе. В отличие от литературы некоторые промыслы всегда находятся на подъеме.
– Понятно. И что вы думаете? Это своеобразная шутка?
Видаль покачал головой.
– Какого-то идиота из редакции, например?
– Я слышу отголоски враждебности в твоих словах, однако уверен, что человеку, посвятившему себя благородному служению печатному делу в звании рядового, не осилить тарифы местечка, подобного «Грезе», если речь именно о том самом борделе.
Я фыркнул:
– Не имеет значения, поскольку я не собираюсь идти.
Видаль поднял брови.
– Не вздумай убеждать меня, что ты не циник, как я, и желаешь взойти на брачное ложе непорочным душой и телом. И твое чистое сердце томится в ожидании волшебного мгновения, когда истинная любовь позволит тебе познать экстаз слияния души и тела с благословения Святого Духа. И ты жаждешь подарить миру выводок детишек, которые унаследуют фамилию отца и глаза матери, святой женщины, образца добродетели и скромности, рука об руку с которой ты войдешь в небесные врата, провожаемый благосклонным и одобрительным взором Младенца Христа.