– Сочувствую, Кристина.

– В последние дни мне стало казаться, что отцу лучше. Он начал кое-что вспоминать. Я привезла с собой альбом с фотографиями, который он хранил дома, и иногда показывала ему, кто есть кто. В альбоме есть старая фотография, сделанная на вилле «Гелиос», где вы с ним вместе сидите в машине. Ты – за рулем, а отец учит тебя водить. И вы оба смеетесь. Хочешь взглянуть?

Особого желания я не испытывал, но не осмелился возражать в такой момент.

– Конечно…

Кристина отправилась доставать альбом из чемодана и вернулась с небольшой книжкой в кожаном переплете. Она подсела ко мне и начала перелистывать страницы, заполненные старыми снимками, газетными вырезками и почтовыми открытками. Мануэль, как и мой отец, с трудом читал и писал, и его воспоминания были запечатлены в образах.

– А вот и ты.

Я пристально посмотрел на фотографию и отчетливо вспомнил летний день, когда Мануэль разрешил мне сесть в первый автомобиль, купленный Видалем, и преподал азы вождения. Потом мы доехали до улицы Панама и на скорости не больше пяти километров в час, показавшейся мне тогда головокружительной, прокатились до бульвара Пеарсон и вернулись назад, причем вел машину я сам.

«Вы прирожденный водитель, – похвалил меня Мануэль. – Если когда-нибудь вам не повезет с рассказами, по-моему, вас ждет блестящее будущее в гонках».

Я улыбнулся, вновь переживая тот момент, казалось, навсегда канувший в Лету. Кристина протянула мне альбом:

– Оставь себе. Отцу пришлось бы по душе, что альбом у тебя.

– Но он твой, Кристина. Я не могу взять его.

– Мне тоже хотелось бы, чтобы он лежал у тебя.

– Пусть останется на временное хранение, когда-нибудь ты захочешь получить его обратно.

Я листал страницы, рассматривая знакомые лица и лица людей, которых никогда не видел. Там была свадебная фотография Мануэля и его жены Марты, на которую так походила Кристина, студийные портреты тетушек, дядюшек, бабушек и дедушек. Имелся также снимок какой-то улицы в Равале, по которой шла процессия, купален Сан-Себастьян вдоль берега Барселонеты. Мануэль собирал старые открытки с видами Барселоны, а также вырезки из газет. На одной из них молоденький Видаль позировал у дверей отеля «Флорида» на вершине Тибидабо, а на другой он был снят под руку с умопомрачительной красавицей в зале казино в Рабасаде.

– Твой отец молился на дона Педро.

– Он всегда говорил, что мы обязаны ему всем, – вскинулась Кристина.

Я продолжил путешествие по страницам памяти бедного Мануэля, пока мне не встретилась карточка, выпадавшая из общего ряда в этой портретной галерее. На ней была изображена девочка лет восьми или девяти. Она шла по маленькой деревянной пристани, языком вдававшейся в сверкающую морскую гладь. Она держала за руку мужчину в белом костюме, причем его фигура не попала в кадр целиком. В конце пристани угадывался силуэт маленького парусного шлюпа, а дальше открывался бескрайний простор закатного неба. Девочка, снятая со спины, была Кристиной.

– Моя любимая, – тихо сказала Кристина.

– Где сделали фотографию?

– Не знаю. Я не помню ни место, ни день. Я даже не уверена, что тот человек – мой отец. Возникает ощущение, словно ничего этого никогда не происходило. Я нашла снимок в альбоме отца много лет назад и до сих пор не понимаю, откуда он взялся и что означает. Он словно сообщает мне о чем-то важном.

Я листал альбом, а Кристина давала пояснения к фотографиям.

– А это я, здесь мне четырнадцать лет.

– Да, я знаю.

Кристина печально посмотрела на меня.

– Я ничего не понимала, верно? – спросила она.