– Пойдём, сын мой, – сказала Манефа, поцеловав Игоря. – Я познакомлю тебя с твоей невестой.

– Разве галичане приехали? – удивился Игорь.

Он не увидел на теремном дворе ни лошадей, ни повозок, как бывало, если прибывали гости издалека.

– Слава Богу, приехали, – ответила Манефа. – До дождя успели. Идём же!

Видя хорошее настроение матери, Игорь приободрился: похоже, невеста ей приглянулась. Стало быть, недурна собой его суженая!

В покоях княгини витал незнакомый Игорю аромат греческих благовоний. Стояли большие сундуки с приданым.

Служанки Манефы убирали со стола остатки обильной трапезы.

Стоявшая у окна незнакомая девушка в длинном платье из розовой парчи обернулась, когда Манефа окликнула её по имени.

– Вот твой наречённый жених, – сказала княгиня, подтолкнув сына вперёд.

Игорь и Ефросинья застыли на месте, глядя друг на друга. Оба были смущены и хранили молчание.

При виде Ярославовой дочери Игорь почувствовал разочарование.

Перед ним стояла широкая в плечах и бёдрах высокая отроковица.

На вид Ефросинье смело можно было дать лет шестнадцать. Лицо её имело правильные черты, хотя и несколько крупные. У неё были большие, широко поставленные глаза, полные наивной простоты. Она была бледна, и эта бледность необычайно подходила к её красиво очерченным алым губам. Крупный прямой нос и густые брови заметно огрубляли девичий лик.

У Ефросиньи были тёмно-русые, слегка вьющиеся волосы, заплетённые в толстую длинную косу.

Игорь, познавший запретный плод, невольно задержал взгляд на девичьей груди, которой было явно тесно под платьем.

Агафья была гораздо милее и обворожительнее этой застенчивой нескладной девочки. И от этого в душе Игоря расползлось чувство какой-то безысходности, словно он потерял своё счастье навсегда.

– Что же вы как воды в рот набрали? – шутливо промолвила княгиня. – Вы теперь суженые перед Богом и людьми. – Манефа легонько толкнула Игоря: – Поцелуй же невесту свою, стоишь как медведь!

Игорь шагнул к Ефросинье и осторожно коснулся губами её нежной щеки.

Вместе с Ефросиньей приехал её брат Владимир, которому, как и Игорю, было семнадцать лет. При первой же встрече Игорь и Владимир почувствовали взаимную симпатию.

Владимир очень походил на сестру. У него был такой же крупный нос, густые низкие брови и широко поставленные глаза. Только у Ефросиньи очи были светло-карие, а у Владимира – серые.

Игорь показал гостю стены и башни детинца, белокаменную Михайловскую церковь, новгородский торг…

Владимир нисколько не задавался перед Игорем, когда, сравнивая увиденное, говорил, что у них в Галиче и стены выше, и торжище обширнее, и каменных храмов больше десятка.

– Недаром Галич соперник самого Киева, – сказал Игорь. – Куда до него Новгороду-Северскому! Отец твой – могучий князь! Он держит в страхе и венгров, и ляхов[27], и половцев…

Владимир вдруг помрачнел:

– Отец мой ныне охладел к ратным делам. Он увлечён наложницей своей, женщиной низкого происхождения. И тем позорит мою мать! Сказал я ему как-то в глаза слово нелестное, так он меня с глаз долой спровадил. Велел Ефросинью в пути охранять. Останешься, говорит, до самой свадьбы и проследишь, чтобы всё было по чести. Понимаешь теперь, отчего я тут? – с невесёлой усмешкой спросил Владимир.

Игорь кивнул…

Свадьбу Игоря и Ефросиньи сыграли в Покров день[28]. С этого дня и до первого снега на Руси было в обычае проводить свадебные торжества.

За шумным свадебным столом в княжеской гриднице[29] было полно гостей. Тут были и старшие Олеговы дружинники с жёнами, и боярские сыновья, Игоревы ровесники, и приближённые княжеские люди: тиуны, огнищане, мечники