Итак, он приходил – всегда с бутылкой вина, иногда с чахлым букетиком цветов, иногда с вафельным тортиком. Прямо у порога вручал подруге тонкую пачечку купюр, которые Лиля никогда не могла достойно принять: краснела, отказывалась, прятала руки за спину, – но следователь был настойчив. Исполнив финансовую обязанность, он сразу веселел, сыпал шутками, по-хозяйски приобнимал Лилю за талию. Они всегда сидели на кухне, никогда ради Игоря не разворачивалась старинная вышитая скатерть. Тот и сам этого не хотел: «Незачем церемонии разводить!» А потом, из кухни было ближе до Лилиной спальни, где стояла швейная машинка, и рабочий столик, и безголовый манекен... И кровать, разумеется. Романтик-следователь непременно каждый раз носил Лилю в кровать на руках, а из гостиной до спальни во-он сколько пиликать по коридору! А ну как, не ровен час, уронит подругу или радикулитную спину сорвет? То-то. А из кухни три шага сделал, и вот она, дверь. Так что всегда сидели на кухне. Утром он уходил – не на службу, домой. Бриться, мыться, переодеваться. У Лили он никаких вещей не держал, не завел даже зубной щетки, обходился подушечкой «Орбит». Привет, подружка, привет, подушка! «Орбит ванильный» не отбивал запаха изо рта, запаха немолодого курящего мужчины с плохим желудком и подсаженной печенью.

Очень недолго длился у Лили тот период приподнятой влюбленности, когда имидж усталого героя не вызывал сомнений, когда каждое его действие, пусть он даже прикуривал или зевал, сопровождала прекрасная музыка, и ритм отбивало ее сердце! Она ждала его, и выслушивала, и готовила самое вкусное, самое лучшее, что удавалось сгоношить из скромных припасов. А Игорь сладко ел, крепко спал и ухитрялся довольно долго скрывать от наивной любовницы факт наличия законной супруги, туманно поясняя, что, дескать, была в его жизни одна женщина, но... Он даже потом, когда все раскрылось, отвирался, как мог.

– Пойми, когда я встретил тебя, мы были почти в разводе, она от меня ушла, я думал, не вернется... Но потом она вернулась, она много старше меня, нездорова, несчастная, кому еще такая нужна? Я не могу вырвать ее из своей жизни, но мы абсолютно чужие люди, мне дорога только ты!

А потом и эти разговоры закончились. Лиля как-то видела жену Игоря, проезжая в автобусе мимо банка, где та работала. Нежный супруг встречал нежную супругу. В узком черном пальто она была весьма элегантна, но походила отчего-то на пустынного грифа, которого Лиля видела в программе «ВВС». Нахохленная, сутулая и мрачноватая птица с вытянутой складчатой шеей. В самом деле, выглядит старше Игоря, худая, с сухим, красивым, умело накрашенным лицом. Она была похожа на школьного завуча. Супругу следователя звали Аделаида, и это имя очень шло ей.

– Ада... – шептал Лиле порой, забываясь, Игорь, и весь огонь ада кидался ей в голову.

Следователь обрадовался, когда подруга забеременела, носил ей чернослив, к которому она вдруг воспылала любовью, и неустанно придумывал имя для будущего малыша. И мама радовалась за Лилю. Она приезжала в гости и ходила с ней гулять, осторожно поддерживая под локоть, и Лиля в кои-то веки смогла быть с ней откровенна. Мама уверила дочь, что после рождения ребенка Игорь обязательно на ней женится! Малыш потянет его из старой семьи, из холодного дома, где не звучит детский голосочек.

А потом родился Егор. Вот таким – неправильным, непохожим на других... И в этом не было ничьей вины. Лиля не состояла в группе риска, так что неизвестно, откуда взялась проклятая лишняя хромосома. У всех сорок шесть, а у Егора сорок семь, и называлось это болезнью Дауна. Игорь, разумеется, расстроился, но сочинил очень бодрую записку, нашел, по его мнению, самые нужные и важные слова.