Я писал о своих клетках как о них: было бы столь же истинно, если бы я писал «мы». Ибо именно я и являюсь этими 15 000 000 000 000 существами. Что касается здравого смысла, и в глазах закона, и фактически, то, что делает это сборище примитивных существ, делаю и я; и то, что делаю я, делают и они. Вот я здесь пишу о клетках. Но на самом деле это значит, что посредством неописуемо обширного и сложного коллективного предприятия, мои клетки пишут сами о себе. Во всем этом есть беспорядок, стресс, постановка света, здесь сигналят, тянут и предпринимают еще невесть какие усилия – все так прекрасно рассчитано и скоординировано, что результат – сама простота. Что еще более удивительно, эти существа здесь, в этом параграфе, описывают некоторые из тех действий, благодаря которым и создается данная запись. Какой бы схематичной ни была эта запись, это выдающееся достижение. Я, человек, являюсь организацией, сформированной биллионами существ – для содействия определенным общим целям и для достижения самопознания.
«Более невежественные удивляются поразительным созданиям природы, китам, слонам и верблюдам… но в этих тесных устройствах (тела) гораздо больше любопытной математики; и любезность этих маленьких граждан более четко показывает мудрость их Создателя». Браун, Religio Medici, I.15. Здесь мудрость тела превосходит тело; Ницше, с другой стороны, делает его имманентным. «Больше разума в твоём теле, чем в твоей высшей мудрости» (Так говорил Заратустра, «О презирающих тело», перевод В. Рынкевич). «Тело – это… война и мир, стадо и пастырь», – говорит он в той же главе.
Вместе с тем я – их правитель. Я – принц страны, в тысячи раз более многочисленной, чем все мировое человеческое сообщество, но я так занят делами внешней политики, что мне все равно, есть ли у меня тысяча или миллион или биллион поданных; и как они выглядят, и какие у них профессии, и живут ли они день, или год, или столько же, сколько я. Об их существовании я услышал случайно, и потому я уделяю им, быть может, в общей сложности несколько часов размышлений за всю свою жизнь, однако при слегка других обстоятельствах я бы прожил свои дни в полном неведении об их существовании. Даже сейчас, осознавая, над какими полчищами я властвую, этот предмет представляет собой лишь преходящий интерес: мне редко приходит в голову диковин-ность ситуации, затмевающей даже истории из «Тысяча и одной ночи». Однако это именно они делают для меня все – я не могу пошевелить мизинцем или моргнуть глазом, если только они этому не способствуют. Они меня кормят и транспортируют, чинят и чистят, и все, что мир приписывает мне – это их рук дело. Итак, не является ли весьма любопытным, что я, который, проводя внешнюю политику государства, всегда остаюсь достаточно наблюдательным и любознательным, могу до такой степени игнорировать своих граждан, которые делают возможным и мою внешнюю политику, и меня самого?
Однако мои клетки гораздо ближе ко мне, чем может показаться из этого описания. Нет никакого принца, который существовал бы рядом со своими поданными или над ними. Это само государство ходит и разговаривает, бегает и присаживается отдохнуть, ложится спать и встает утром, и сейчас пишет эту книгу о самом себе. Это город-на-ножках, сообщество живых существ, бегающее по Земле в поисках каких-нибудь развлечений и постоянно игнорирующее само себя!