– Она просто чудо, – прошептал он, впервые после выписки из больницы уложив дочь в кроватку с розовым одеяльцем и уже полчаса наблюдая за её мирным сопением дневного сна.

Если бы я не вытащила его из детской, он бы так и стоял верным стражем над Айви, заслоняя её от всего мира, ведь пока что он казался слишком большим для такой малютки. Но для отцов ничего не меняется. Даже когда Айви станет чуть старше, а мир вокруг немного сузится, потеряет свой масштаб и обнищает в габаритах, Рик всё так же будет стоять и защищать её своими уже не столь широкими плечами, что успеют усохнуть и пригнуться к земле.

– Она просто чудо, – с любовью повторял Рик столько раз, что я перестала считать.

Когда Айви впервые улыбнулась и когда улыбалась потом в сотый раз. Когда сделала первый шаг и когда делала потом миллион шагов. Когда впервые назвала его «папа» и потом бесконечно звала «папой».

За эти три года я слышала эту фразу чаще, чем торнадо наведывался в Техас, чем выходили серии «Путеводного света»2, чем мама Рика меняла причёску. Но ни разу не засомневалась в услышанном, ведь сама думала точно так же.

Я полюбила Айви в тот момент, когда она была всего двумя полосками на тесте, чёрно-белой горошинкой на мониторе кабинета УЗИ, округлостью живота, что натягивала все кофты и вырывала пуговицы из кардиганов.

Айви Роуз Беннет появилась на свет в половине десятого утра в самый банальный четверг и превратила его в волшебство, памятный день на календаре, который всегда обведён красным и трижды подчёркнут. Схватки выстреливали зарядами боли и счастья, разлетаясь во мне фейерверками, которые никто не видел. Я так хваталась за мягкую ладонь Рика, что он морщился от боли, но даже не пытался соперничать со мной в болевых ощущениях и молча терпел, смиренно предлагая мне руку на отсечение.

Каждый адский спазм был моей расплатой. Каждый убийственный толчок – платежом по просроченным счетам. Каждая мучительная судорога – погашением задолженности. Моей мамы не было рядом, чтобы предупредить о том, как же это больно – дарить новую жизнь. Но даже если бы я узнала об этом заранее, я бы не променяла то мгновение мук ни на одну минуту покоя и безмятежности. Айви – моя боль, мои слёзы, моя плоть и кровь, моя мечта, ради которой я растёрла колени, стоя перед распахнутым окном, думая, что только так мои молитвы долетят по назначению.

– Она просто чудо, – сказал доктор Миллиган, трогая меня за плечо безжизненной рукой в латексе, и тут же вышел, оставляя все побочные эффекты чуда и грязную работу медсёстрам.

– Она просто чудо, – с теплотой проворковала медсестра Мэйбл, и я ей верила. Она-то уж могла перевидать миллион чудес, но так и не утратила умения радоваться им сполна.

Да, она просто чудо, подумала я, обнимая крупицу нашей с Риком любви, завёрнутую в пелёнки. И я думала так каждый день этих трёх лет, наблюдая, как это чудо только растёт и сияет ещё ярче.

– Она просто чудо, – влюблённо улыбнулся прохожий, глядя, как Айви елозит у Рика на руках. Фотографироваться ей хотелось не так сильно, как шлёпать по лужам в новых резиновых сапожках. Но после обещания купить сладкой ваты, она смирилась со своей участью и замерла ради совместного семейного фото, такого редкого в альбомах, что я собирала на память.

Снимок вышел засвеченным – солнце стреляло в нас холостыми прямо из-за спин и отбрасывало блики на камеру. Зато в нём поселилось много жизни. Чтобы Айви улыбнулась на камеру, Рик пощекотал её за ушком, отчего она тут же превратилась в юлу и норовила укатиться кубарем куда подальше. Айви замахала ручками, чуть не попав мне в глаз, а я пыталась увернуться от этого маленького Майка Тайсона. Чуть выскользнула из объятий Рика, отчего тот скорчился и выпучил глаза. Зато Айви хохотала так звонко и заливисто, что тот её смех до сих пор стоит у меня в ушах, как эхо, что растянулось на месяцы.