– Я согласен… – огорчённо отвечал Евгений, словно родители узнали, что все апельсины из вазы скоммуниздил он, а не брат, на которого с таким рвением доносилась ложь. Полина вообще сейчас напомнила ему набожную мать, протестуя против убеждений которой он во многом и пошёл в науку, категорически отрицая даже минимальную вероятность существования бородатого дядьки на троне из пористых зефирок в облаках.

Хотя и нельзя сказать, что она была неправа в другом. Каким бы ты рьяным атеистом ни был бы, уважать чужое мнение не просто важно, а в нашу эпоху токсичности в сети жизненно необходимо, чтобы найти общий язык, точки соприкосновения, а не перевести всё в гражданскую войну на просторах комментариев в интернете. Короче говоря, нужно быть воспитанным и порядочным человеком, а не быдлом. Правда, если быть честным, именно с воспитанием у людей из обоих лагерей и возникают серьёзные проблемы. Ведут себя, как дети малые, хотя за пределами мониторов порою взрослые люди, сами уже с детьми. А в интернете они тролли и словоблуды, и это в тридцать-сорок лет! То есть, далеко не всегда все эти люди детского возраста. И если такие родители, то чего вы удивляетесь невоспитанности нового поколения детей?

– Вот и славно! – улыбнулась Полина, потом взглянула вперёд и, улыбнувшись, провозгласила, – кстати, мы уже пришли.

Дом был панельным, как и все остальные на улице Олимпийской: типичный для советского времени, когда строился. Благо была ночь и морозная зима, и это железобетонное убожество было не так хорошо видно. Весной, летом и осенью после дождей или с началом таяния снегов вода стекала по стенам, оставляя подтёкшие следы, приобретавшие какой-то странный коричневый оттенок. От того на вид панельки становились ещё более убогими. Зимой же всего этого ужаса видно не было, а потому причин вешаться только уже от одного тошнотворного вида этих каменных ящиков не было. Если зайти внутрь, то можно обнаружить, что в подъездах с годами ничего не меняется по всей стране. То мочой воняет, то мусором, то бабушкиными пирогами из соседних квартир. Штукатурка с краской облупилась, а места, где ещё нет, были разрисованы маркерами с всякими гадкими матерными надписями и неприличными изображениями мужских детородных органов. На лестницах валялись бычки: некоторые даже дымились. А подниматься по ступенькам была одна мука, потому что какой-то урод снова выкрутил или разбил все лампочки. Одним словом – хулиганьё.

Этаж пятый. Входная дверь массивная, металлическая. Полина открыла её, и виду Пустова с Соколовым предстала обычная однокомнатная квартира с обшарпанными ещё советскими обоями, испорченным временем паркетом и тусклой лампочкой в прихожей, а также облезлым линолеумом на полу на кухне и в комнатах. О том, что владелица душой ещё была в СССР, свидетельствовали старые настенные часы с кукушкой, декоративные оленьи рога, убогая плитка на полу ванной и туалета, Из бытовой техники был старый вологодский холодильник «Юрюзань», раскачивавшийся, будто желейная масса, кухонный стол и газовая плита «Лысьва». Чайника и микроволновки не было. В единственной комнате были содраны обои, на стенах свежая штукатурка. И Ватсону будет понятно, что хозяйка квартиры затевала ремонт, но он так и не закончился. Главным же отличительным признаком конкретно этой квартиры был затхлый запах будто здесь жила престарелая бабушка, не любившая открывать окна, потому что для этого сначала нужно было встать, а ноющие старые кости не позволяли. И запах такой явный, что у Соколова даже немного закружилась голова.